Бессмертие души

— Твоя сестра сказала, что хочет положить конец моему возмутительному увлечению и, как она выразилась, раз и навсегда поставить меня на место. Я до сих пор вижу ее глаза — два куска холодного сапфира, смотревшие на меня так, словно я кучка мусора. Не выбирая выражений, она дала мне понять, как жалка и смешна моя влюбленность. Напомнила, что ты сказочно богатый граф, а я не просто глупая девчонка, но несчастная сирота, бедная внучка местного викария. Потом сказала, что моим платьем впору вытирать ваше столовое серебро и что мои манеры годятся только на то, чтобы быть в Фаррингтоне судомойкой, а не твоей возлюбленной. Предложила мне сначала немного подрасти, а потом завести шашни с кучером или кем-нибудь из сотни ваших слуг — конечно, за исключением дворецкого и буфетчика, которых бросило бы в дрожь от моего плохого воспитания... — Даже спустя столько лет при воспоминании об этой унизительной отповеди Лайзы у Бриджит брызнули слезы. — Я помню свое тогдашнее разочарование. Куда девалась сказочная принцесса, которой я так долго завидовала? Поразмыслив над словами Лайзы, я поняла, что они жестоки, но правдивы. Все мы равны в глазах Господа, но не в глазах смертных. Следовательно, какой бы хорошей и честной я ни была, мне не место в твоей жизни.

Поняв это, я дослушала твою сестру, подобрала подол своего поношенного платья и ушла. Я высоко держала голову, но не из-за дерзости, а потому, что не хотела плакать при Лайзе. И я не плакала, пока не добралась до своей кровати. Там я зарыдала и рыдала до тех пор, пока слезы не смыли мою мечту.

— Бриджит... — Только теперь очнувшаяся женщина поняла, что Эрик вытирает ей слезы.

— Знаешь, этот разговор ничего не изменил, — прошептала она. — Ничего. Лайза растоптала мои надежды, но не мою любовь. Я никогда не переставала любить тебя. И никогда не перестану. Особенно после той ночи в твоей спальне. — Бриджит слабо улыбнулась. — Как бы мало она ни значила для тебя, дороже ее у меня нет ничего на свете.

Лицо Эрика исказилось от боли. Он крепко зажмурился, застонал, привлек Бриджит к себе и прижал ее щекой к своему сердцу. А потом долго молчал, дрожащей рукой гладя ее по голове.

Наконец он заговорил:

— Все, что ты сказала о Лайзе, правда. За одним исключением. В том, что она стала такой, виноват я. Я баловал ее, откликался на каждую просьбу, готов был положить к ее ногам весь мир, чтобы возместить ей смерть родителей, и посвятил всю свою жизнь ее счастью.

— А что было твоей жизнью? — задала Бриджит вопрос, мучивший ее много лет. — Друзья? Знакомые? — Она сделала паузу. — Женщины?

— Когда отец и мать погибли, мне было тринадцать лет. Честно сказать, я не слишком тосковал по ним. Может быть, потому, что едва знал. Меня воспитывали гувернантки. Едва я научился читать, как меня отправили в школу. А когда наступали каникулы, родителей не было дома. Они были слишком непоседливы для жизни в Фаррингтоне и всю жизнь стремились к новым впечатлениям. Я думал, что рождение Лайзы заставит их остепениться. Но этого не случилось. Когда ей исполнилось четыре месяца, родители поплыли в Индию. Они попали в ужасный шторм, и корабль затонул. Внезапно я стал графом Фаррингтоном, владельцем пришедшего в упадок имения, приносящих убыток предприятий и воспитателем грудного ребенка. Детству, если оно у меня вообще было, пришел конец. Отвечаю на твой вопрос. У меня не было времени на развлечения. Только работа и Лайза. Знакомые? Деловых знакомых у меня были десятки. Друзья? Ни одного. Женщины? Когда я нуждался в женщине, то покупал ее.

Бриджит любила его и раньше, но теперь, когда узнала величину принесенной им жертвы, ее любовь стала еще сильнее.

— Поэтому Лайза и не привыкла делиться тобой.

— Верно. Кроме того, она не привыкла делиться моими деньгами. — Эрик тяжело вздохнул. — Рассказать тебе, почему она сбежала?

Бриджит молчала, и он не стал ждать ответа.

— Потому, что я потерял состояние. Все вышло очень просто. Когда Лайзе исполнилось шестнадцать лет, я вложил огромные деньги в одно рискованное предприятие и прогорел. Я ждал, до тех пор, пока у меня не осталось выбора, а потом все рассказал ей. Глупец, я рассчитывал на ее сестринские чувства. Я объяснил, что мы далеко не бедны, но о роскоши придется забыть — по крайней мере, на какое-то время. Однако вместо сочувствия она посмотрела на меня так, словно перед ней стоял сам дьявол. Обвинила меня в том, что я нарочно промотал ее наследство, в жестокости и бесчувственности, а потом заперлась в своей спальне. На следующее утро она исчезла, не оставив ни письма, ни записки. Я не слышал о ней несколько месяцев. Пока в один прекрасный день она не появилась у моих дверей, умоляя о помощи.

— Беременная, — негромко вставила Бриджит. Он грустно кивнул.