Бессмертие разума. Часть 1. Оазис

– Ты говоришь о первых людях. Людях, которых мы вырастим из пробирок. Но рано или поздно они начнут размножаться. И если сначала мы сможем как-то влиять на увеличение человеческой популяции, то позже, учитывая склонность человека к беспорядочности половых связей, это процесс станет бесконтрольным.

– Словом, ты боишься конкуренции, – высокомерно подметила Майя. – Когда-то мы были созданы самыми одаренными и просвещенными умами. Лучшими из всех представителей прошлого. И это значит лишь одно, что в новой человеческой цивилизации рано или поздно появятся гении подобные тем, что нас создали.

– Ты упускаешь из вида одну важную закономерность, что на одного гения приходится тысячи заурядностей, которые просто растрачивают ресурсы, ничего при этом не создавая. Еще столько же индивидуумов занимаются откровенным вредительством и разлагают общество. Таким образом, получается, что самые гениальные умы появятся тогда, когда сообщество или планета будут в упадке, чтобы повторить историю, которая свершилась много лет назад. Едва ли люди умеют учиться на своих ошибках. Такова их природа.

Майя молча смотрела на Давида, констатировавшего один за другим факты, которым довольно сложно было возразить.

– Конечно, если ты считаешь более гуманным – устраивать геноцид, истребляя ту часть людей, которая будет составлять серую массу без знаний и способностей лишь с набором базовых потребностей, удовлетворению которых они будут посвящать свою жизнь, то…

– Более гуманным, чем что?

– Чем его альтернатива, – уточнил Давид. – Не создавать живую копию тебя, меня или любого из нас. Мы являемся ничем иным, как результатом естественной эволюции.

– Или вынужденной революции, которую совершили люди в науке, чтобы иметь возможность спасти себя как вид.

– Так или иначе, они сохранили свой разум и перешли на уровень выше. Уровень, с которого, будучи свободным от базовых потребностей, они могут управлять самой жизнью.

– Мы не Боги и никогда ими не станем.

– Я не претендую! Я лишь хочу сохранить существующий порядок вещей, – Давид настаивал на своем. – Я пришел не за тем, чтобы спорить.

– Зачем же тогда? – Майя прищурила глаза, словно пыталась уличить его во лжи.

– Чтобы убедиться, что не ошибся.

– В чем?

– В том, что ты никогда не сможешь стать одной из нас, – сухо ответил он.

– Это было очевидно с самого начала, – Майя стояла на своем. – Я точно знаю, чего хочу. Поэтому глупо было надеяться, что я буду метаться между сторонниками и противниками «Возрождения».

– Я просто думал, что ты хочешь быть по одну сторону со мной, – самонадеянно произнес Давид. – Ведь аномалии в твоем алгоритме заставляют чувствовать тебя притяжение ко мне.

– С чего ты взял? – спросила Майя в надежде услышать, что он чувствовал или чувствует то же самое.

– У меня нет подобных патологий, как ты могла бы подумать. Но я знаю, что ты проходила обследование в лаборатории, и видел его результаты.

– Это же врачебная тайна.

– Ты забыла, что я подрабатываю в главной лаборатории Диагностического центра. И патологии типа твоей являются моей специализацией. Поэтому, как только стали известны результаты твоего обследования, их сразу передали на дополнительный анализ.

Майя не хотела, чтобы Давид знал что-то об аномалиях в ее алгоритме. Она была уверена, что он будет использовать все это против нее, как только представится возможность.

– Удали очаги воспоминаний, – посоветовал Давид. – Все, что делает тебя человеком, заставляет тебя быть уязвимой. Ты ведь уже слышала о возможном обнулении.

Майя молчала.

– Я не враг тебе, по крайней мере, до тех пор, пока ваша проектная группа не запустит процесс синтеза молекулы с измененным генетическим кодом.

– В таком случае, мы уже враги, – уточнила Майя. – Уже завтра мы начнем работу. А через три месяца в Цитадели появится первый человек. Это неизбежно. Тебе необходимо это принять.

Он ухмыльнулся.

– Тебе пора, – она хотела скорее запустить перезагрузку модели, чтобы отправиться в Архив, пока у нее еще было время в нем копаться. – Мне нужно работать. А ты вообще не должен здесь находится. Пропуск предназначался не для самовольного проникновения в лабораторию, когда тебе вздумается, а должен был использоваться исключительно в учебных целях.

На губах Давида считывалось его желание что-то сказать, но он просто без слов прощался взглядом с Майей, которая также хранила молчание. Оказавшись на пороге, он услышал вопрос, на который не намерен был отвечать вслух:

– Признайся, Давид, у тебя тоже есть очаги воспоминаний, – произнесла Майя, стоя к нему вполоборота. – Возможно, их не так много, как у меня, но они есть. И ты также можешь чувствовать, как и я, самую малость, потому что тоже помнишь…

Она желала услышать исповедь, о которой никому бы никогда не рассказала. Ей важно было знать тайну, которая могла бы связать ее с ним навсегда, независимо от того, что их ждет в будущем. Но он всегда был достаточно скрытен, никогда не говорил лишнего, а о себе вообще мало рассказывал. Таков был его алгоритм.