Бессмертная история, или Жизнь Сони Троцкой-Заммлер

Да. Однажды утром я проснулась, пошла в ванную, взяла расческу и вдруг, к своему удивлению, услышала, что причитаю и ною и что с моих губ срываются слова жалобного печального монолога, как некогда случилось с матушкой (вот, опять: все, что вы переживаете, познаете и испытываете, постоянно возвращается к вам вновь, и это всегда одно и то же, только повторяется оно в ином виде, и в результате складывается некий удивительный порядок вещей, проникнуть в суть которого вам никогда не удастся, но, милые вы мои, золотые, вам это совсем и не нужно, вам надо просто знать, что такой порядок существует и что изменить его вы не в силах). Но если матушкин жалобный монолог, матушкины причитания услышала — издалека, из тридевятого царства, из лесного государства — ее любящая дочь, то меня слушал только доносчик, стоявший под дверью.

Он долго торчал там, пытаясь разобрать слова, уловить что-нибудь из моего разговора с самой собой, а когда это у него не получилось, то он резко нажал на дверную ручку и нагло ввалился внутрь, прикинувшись, будто и понятия не имел, что я нахожусь в ванной комнате.

Но откуда же в моей квартире, прямо под дверью ванной, взялся доносчик?

В начале пятидесятых годов, как вы помните, мой сын исчез с орбиты обязательного школьного образования. А чуть позже и я каким-то чудом выпала из поля зрения Государственной безопасности. Впрочем, чудо это в обоих случаях называлось одинаково: разгильдяйство. Недавно я услышала историю об одном человеке, которого пришла арестовывать Государственная безопасность, но оказалось, что за два дня до этого он сломал ногу, и когда под утро к нему в квартиру позвонили, он находился в больнице, так что арестовывать оказалось некого, и его оставили в покое. У гестапо такое не могло бы случиться. Но в работе Государственной безопасности, руководимой русскими гориллами, русская безалаберность накладывалась на чешскую безалаберность, и в результате возникала совершенно немыслимая комбинация, которая, возможно, спасла жизнь не одному человеку.

Летом 1945 года за моим батюшкой пришли агенты КГБ, но, узнав, что он уже умер, ушли и невероятно долго мною не интересовались. Однако позже батюшкина фамилия вновь бросила на меня тень.

В 1960 году в Мексике, видите ли, выпустили из тюрьмы убийцу, которого Сталин в 1940-м нанял для расправы со Львом Давидовичем Троцким. И как только этот Рамон Меркадер (да-да, мы о нем уже говорили) очутился на свободе, он помчался в Москву за орденом Ленина, а сразу после этого решил на какое-то время поселиться в нашей Золотой Праге. И как раз из-за него обо мне-то и вспомнили, хотя я и скрывалась под фамилией Заммлер. А может, именно поэтому. И снова всплыло абсурдное предположение, что у меня есть что-то общее с заклятым врагом Сталина. Убийца Троцкого приехал взглянуть на Соню Заммлер и, чтобы отыскать в моем лице троцкистские черты, долго наблюдал за мной сквозь прозрачное зеркало, висевшее в комнате, куда меня вызвали на допрос. Я явственно чувствовала на себе его взгляд. И хотя выяснить им ничего не удалось, я для них так и осталась подозрительной дочерью русского эмигранта и немки, и потому решено было вселить в мою квартиру — нет, не жучка-шпиона, а прямо-таки огромную уховертку, то есть рабочий кадр.

Я вижу, господа, что вы не настолько молоды, чтобы совсем позабыть об этих рабочих кадрах, которые, точно дерьмо, всплыли повсюду, когда партия и правительство отозвали их от токарных станков, предназначив для высоких целей. Карел Скотал перешел с завода (энергетического) прямиком в редакцию областного журнала, и его грамматические ошибки исправляли корректоры, а писать он учился на краткосрочных курсах рабочих журналистов. Наглости же и нахальству ему учиться не пришлось — этим природа одарила его щедро.

Вскоре после того, как этот кадр въехал ко мне (под предлогом «излишков», я ведь жила одна в просторной квартире), в мой дом вторглась и его подруга с обесцвеченными волосами, и оба они немедленно сообщили, что собираются создавать семью, так что, товарищ, вы же понимаете, что одной комнаты нам мало. И они отобрали всю мою квартиру, оставив мне закуток, в котором прежде была кладовка. И скотина Скоталиха старательно давала мне понять, что я им страшно мешаю и что я тут — незваная гостья.