Бессмертная жена, или Джесси и Джон Фремонт

В полдень они сидели на пляже, а вечерами работали вместе над текстом «Тридцати лет». Но Джесси обнаружила, что самым оживленным было время около четырех часов, когда Мейли подавала чай на веранду, откуда виднелась дорога. Том получал ведущие газеты Нью-Йорка, Бостона, Вашингтона, Сент-Луиса и Чарлстона, их доставляли в коттедж. Он внимательно следил за взлетом новой республиканской партии, возникшей год назад в Висконсине и распространившейся по стране как степной пожар, вбирая в себя бывших вигов, чья партия распалась, а также большую часть северных демократов, которые возмущались тем, как Франклин Пирс превратил демократическую партию в защитницу интересов южных рабовладельцев.

— Почему тебя так раздражают республиканцы, отец? — спросила Джесси. — Наше правительство построено на двухпартийной основе, и всем известно, что виги полностью дезорганизованы.

— Конечно, конечно, — гудел Том, чей голос вопреки возрасту не ослаб. — Нам нужна партия, но она должна быть национальной по характеру, а не географической, фракционной. Республиканцы станут сугубо северной партией, убежденной партией противников рабства…

— Странно слышать такое от убежденного противника рабства, как ты, папа.

— …что столкнет Север и Юг лоб в лоб. Как только раскол станет политическим, а также географическим, ничто не предотвратит гражданскую войну.

Джесси налила отцу третью чашку, но чай остыл, и Том, сделав всего лишь один глоток, поставил чашку на место. Джесси тщательно подумала, прежде чем начать говорить:

— Войну вызовет вопрос о рабстве, папа, а не образование новой партии.

— Опять согласен с тобой, Джесси, но, ты знаешь, я всю жизнь надеялся уладить вопрос о рабстве без насилия и кровопролития. Республиканцы так обострят вопрос, что, если они выиграют выборы 1856 года, Юг отколется от Союза.

Он поднялся, ощутив прохладу после захода солнца, и направился к своей комнате, склонив голову на грудь. Подойдя к двери, он повернулся и отрешенно сказал:

— Ой, Джесси, наступают тяжелые времена. Я надеюсь лишь на то, что республиканская партия умрет так же быстро, как родилась.

— Откровенно говоря, отец, — сказала вдруг Джесси, — я не согласна с твоими рассуждениями. Ты прекрасно знаешь, что в демократической партии правят бал южные политики. Они никогда не выдвинут того, кто был бы против рабства, или того, кто не станет бороться за расширение рабства.

— В таком случае мы, убежденные демократы, должны восстановить наш контроль над партией. Мы не должны сжигать амбар только ради того, чтобы избавиться от крыс.

Джесси улыбнулась, подумав, насколько тонка политическая фраза.

— Не думаю, чтобы республиканцы выступали в роли поджигателей амбаров, отец; если они выдвинут действительного борца против рабства, то, я думаю, Джон проголосует за него.

В августе нанес визит С. Н. Карвальо с подарком для Джесси — экземпляром только что отпечатанной книги о его походе с пятой экспедицией полковника Фремонта. Карвальо, первый фотограф, сопровождавший трансконтинентальную экспедицию, сделал много великолепных, выразительных снимков. Он принял приглашение на ланч, после которого разговор перешел на политику.

— Разве вы не знаете, миссис Фремонт, — спросил Карвальо, — что члены пятой экспедиции уже выбрали своего кандидата в президенты?

— Действительно, кто же этот несчастный?

— Полковник Фремонт.

— Полковник Фремонт?! — воскликнула она в изумлении. — Как же это случилось?

— Очень просто. Мы встали лагерем в Салин-Форке на реке Канзас, ожидая полковника, который должен был присоединиться к нам, подлечив свою ногу в Сент-Луисе. Как-то вечером, поедая вокруг костра бифштексы из бизонов, мы задались вопросом, кто должен стать следующим президентом, и мне вдруг пришла в голову мысль: полковник Фремонт! И я тут же его и предложил.

Заинтересовавшись, Джесси спросила:

— И как было принято предложение?

— Аплодисментами! Каждый в лагере считал его своим фаворитом.

В этот вечер она допоздна читала книгу Карвальо, и ее глубоко тронуло высказанное в ней уважение к Джону:

«При всех превратностях, страданиях и волнениях в походе, когда раскрывается подлинный характер человека, полковник Фремонт никогда не забывал, что он — джентльмен; без ругани, без возмущения… спокойно и сдержанно он отдавал приказы, и они неукоснительно выполнялись. Ему всегда оказывалось величайшее уважение и почет, хотя он никогда этого сам не требовал. Его сдержанное, образцовое поведение побуждало нас к такому же уважению, с каким относились к нам, и нам доставляло удовольствие отвечать взаимностью».