Бессмертная жена, или Джесси и Джон Фремонт

— Представляешь ли ты, какое это будет наказание? — спросил он. — Для того чтобы вычеркнуть злокозненный материал, его нужно вначале прочитать. А прочитав эти строки, ты их потом не вытряхнешь из головы. С каких пор ты стала сильнее меня и стала легче переносить побои?

— Я не сильнее, Джон, просто я в лучшем положении, чтобы спокойнее относиться к личным выпадам против тебя. Я знаю их лживость, знаю, что их единственная цель — настроить людей против тебя. Я не буду слишком эмоционально реагировать на них. Буду объективна, оценивая их злобность, и, чем больше демократы станут бесноваться, тем сильнее их страх, я так понимаю.

— Хорошо, в таком случае я вернусь к своей прежней системе: буду читать статьи только после твоей проверки. Буду оставаться спокойным, буду гордо стоять в стороне. — Он грустно улыбнулся. — Если даже это убьет тебя.

_/8/_

В Вашингтоне они заняли, как и в доме Бентонов, заднюю спальню с окнами, выходившими в маленький садик, и здесь временами урывали часок покоя и уединения. Переднюю комнату на втором этаже Джон отвел под свой кабинет. Трижды в неделю приходил фехтовальщик; книги и мебель сдвигались в одну сторону. Занимаясь фехтованием с инструктором, Джон поддерживал себя в хорошей физической форме.

Он не тратил дни и недели на произнесение речей, а занимался изучением обширной библиотеки об американской системе правления; в ней были книги по конституционным полномочиям трех ветвей власти, отчеты о революции и последующих конвентах, книги по истории, написанные Джорджем Банкрофтом, биографии людей, сыгравших ключевую роль в формировании правительства. Он сказал Джесси, что ему необходимо изучить эти вопросы как противовес большому опыту Бьюкенена. По вечерам, когда не было гостей, в центре стола после ужина ставилась большая лампа, и при ее свете Джон и Лили изучали свои книги. Джон писал на полях заметки, а Джесси составляла отчеты на личные письма и готовила сообщения для газет; ее перо часами скрипело, опускалось в чернильницу механическим движением, наполняя текстом целые стопки писчей бумаги.

С течением времени движение республиканцев набирало силу. Авраам Линкольн расхваливал Джона перед десятью тысячами энтузиастов в Принстоне и перед тридцатью тысячами на ярмарке в Альтоне. В демонстрациях принимали участие двадцать пять тысяч человек в Массилоне, тридцать тысяч — в Каламазу, тридцать тысяч — в Белойте. Нью-йоркский табернакл — цирк-шапито — потрясали речи Уильяма Куллена Брайянта, Карла Шурца, Чарлза Дана, Гораса Грили, Ганнибала Гэмлина, Франца Зигеля. Гигантские массовые митинги в каждом городе шумно одобряли лозунг «Свободная речь, свободная пресса, свободная земля, свободные люди, Фремонт и победа!». Факельные процессии рассеивали ночную тьму, люди надевали водонепроницаемые шляпы и дождевые накидки для защиты от стекавшего с фонарей парафина. Оркестры и военные парады вытягивались на целые мили, почти сто тысяч человек маршировали в парадной процессии в Индианаполисе в честь Фремонта, где темп задавали пятьдесят оркестров. Сотни ораторов объезжали страну, многие никогда ранее не выступали в такой роли, да и не станут выступать в дальнейшем.

Пробные голосования подтвердили правоту Фрэнсиса Блэра: при наличии надлежащего человека во главе движения республиканцы смогут завоевать всю нацию. Но, видя усиление позиций республиканцев, южные демократы впадали в отчаяние. Джесси становилось дурно от чудовищных личных нападок. Джона называли заядлым пьяницей, валявшимся в сточных канавах в стельку пьяным. Утверждалось, что он не только владел, но и торговал рабами ради личной прибыли и у него была интимная связь с домашней прислугой, что он стал миллионером в период завоевания Калифорнии, скупая землю, лошадей и рогатый скот и расплачиваясь правительственными расписками, что с помощью своего агента Сарджента он обокрал английскую публику, тайком работал с компанией «Пальмер, Кук энд компани», с сан-францисскими банкирами, продавая американцам обесцененные горнорудные акции.

Ярость нападок возрастала день ото дня. Казалось, что в словаре не осталось ни одного грязного слова, которое не было бы брошено в лицо ее мужу. Его называли бандитом, конокрадом, совратителем невинных испанских красавиц, хвастуном, обманщиком, лицемером. Весь материал военно-полевого суда, представленный генералом Кирни, полковником Куком и лейтенантом Эмори, был вырван из контекста и распространен по стране в анонимно печатавшихся брошюрах. Если свести воедино все обвинения, то у выслушавшего их не осталось бы сомнения, что более низкого и низменного человека, чем Джон Фремонт, на земле вообще не существовало.