Бессмертники — цветы вечности

Ротмистр Леонтьев слушал, кусал губы и работал. Типография — это, конечно, серьезное дело. Но революционеры неплохо научились прятать свою «технику», и так запросто, одним наскоком ее не возьмешь. Нужно начинать с людей. Среди арестованных есть люди, которые по своему положению в подполье могли быть близкими к комитету или типографии. Но они молчат. И улик на этот счет — никаких.

Он перерыл все, что имелось в его делах о возможных руководителях уфимского подполья, и остановился на письме, поступившем несколько месяцев назад из Казанского губернского жандармского управления. Касалось оно все того же Накорякова:

«…сын станового пристава Николай Никандров  Н а к о р я к о в  подлежит аресту по ликвидации местных революционных организаций. В случае обнаружения последнего — обыщите, арестуйте по охране и телеграфируйте мне. Приметы его следующие: маленького роста, плотного телосложения, блондин, волосы на голове светлые, слегка вьющиеся, цвет лица розовый, немного подслеповат…»

— «Немного подслеповат…» — задумчиво повторил Леонтьев, — стало быть, в очках…»

Он мысленно провел перед собой всех арестованных в последние недели. Были среди них и люди в очках. Были и блондины, и розовощекие юнцы, и низкорослые крепыши. Не было лишь человека, который бы один обладал всеми этими приметами сразу.

«Нужно будет еще раз опросить филеров, — решил ротмистр и перешел к следующему, — Иван Кадомцев. Брат подследственного Михаила Кадомцева. Подозревается в принадлежности к боевой организации большевиков. По некоторым данным — участник и руководитель недавних громких экспроприации на железной дороге. Из дома скрылся. У родственников в Златоусте не обнаружен. В Казани, Екатеринбурге и Перми полицией не замечался…»

Он хорошо помнил, что в свидетельских показаниях по делу Михаила Кадомцева что-то было и о его брате. Затребовав нужную папку, он открыл ее и принялся неторопливо просматривать. Из протокола допроса Анны Федоровны Кадомцевой:

«21 сентября Иван и Михаил были дома, обедали и пили чай в шесть часов вечера…»

Из показаний Самуила Евменьевича Кадомцева:

«Где находится сейчас Иван, не знаю, накануне куда-то уехал, но до сих пор не явился».

Из объяснения поручика Мефодия Кадомцева:

«Где находится брат Иван, не знаю».

Из свидетельских показаний жены статского советника Елизаветы Яковлевны Сперанской:

«Братьев Ивана и Михаила Кадомцевых знаю хорошо, они часто бывают в нашем доме… Были ли 21 сентября, не помню, но 22-го, помню точно, были, ибо шел разговор об ограблении поезда. Тогда об этом говорили все…»

— Не то, все не то! — начинал раздражаться Леонтьев, продолжая между тем с прежней настойчивостью перечитывать лежащие перед ним бумаги.

Из показаний свидетеля портного Ивана Иванова:

«20 сентября Иван Кадомцев принес заказ на брюки. Заказ я исполнил 24 сентября и в тот же день лично сдал его Ивану Кадомцеву у меня на квартире. Помню хорошо, потому, что был с ним разговор о том, что очень уж плохой материал принес».

Прасковья Ивановна, мать портного:

«Видела Ивана Кадомцева 21 сентября, возвращаясь с базара. В руках у него был маленький ящичек для посылки».

Зинаида Ивановна, жена портного:

«Видела Ивана Кадомцева 21 сентября, возвращаясь из потребительской лавки в двенадцать часов дня. Он нес домой ящичек для посылки, которую собрался отправить брату…»

Из показаний свидетельницы дворянки Елизаветы Воткеевой: