Бессмертное сердце

Внезапно она почувствовала, как возле нее напряженно завертелся Фириз. Дракончик явно почувствовал опасность, поэтому нужно было срочно заканчивать ритуал. Но вернуться, мгновенно не получалось. Потоки настолько растворяли твою суть, что, казалось, можно оставаться таким. Наверное, таким и был Эфирный мир, в который уходило все живое в Альмайнасе.

— Что это ты здесь делаешь? — послышался голос Веро, когда Медея после некоторых усилий смогла очнуться. Сейчас, словно лишенная эмоций, она сидела в круге, чувствуя, как каждую часть тела пронизывают боль и дрожь. На ее плечо опустился Фириз, чтобы хоть как-то поддержать хозяйку.

— Что это? — спросила Веро, заметив веера, которые все еще лежали на полу. Круг уже успел исчезнуть, поэтому трудно было сказать, что она подумала, но Хемайтл выглядела удивленной и настороженной.

Лекарка осторожно поднялась, испытывая при каждом движении резкий болевой укол, подобрала свое сокровище и осторожно убрала обратно в чехлы. Разговаривать особо не хотелось.

— Ты чего такая странная? — вновь спросила Веро.

Но девушка снова промолчала и, только мотнув головой, осторожно направилась к лестнице. Она шла очень аккуратно, словно по стеклу, пытаясь хоть как-то ускориться. Медея не видела, что Веро еще долго смотрела армеди вслед, держа во внимании маленькое фиолетовое существо.

* * *

Пустой и темный Карательный зал Светлейших был строг и безучастен к событиям, что веками происходили в нем. И сейчас он оставался равнодушен, лишь белели стены, да слабо мерцали письмена ограничивающего магию круга. На черном троне восседал Рамайтон, одетый в многослойные светлые одежды, уставившись в одну точку. Казалось, он сидел здесь без видимой цели, с отсутствующим взглядом и отстраненными мыслями, но это лишь видимость. На самом деле Рамайтон ждал. Человек должен был прийти полчаса назад, но время шло, и никто не появлялся.

Первый армеди не переживал по этому поводу. Даже если его собеседник опаздывал, он не зацикливался над этой проблемой. Он был очень терпелив и прекрасно владел своими эмоциями.

Прошло еще полчаса, и в зал прошел высокий худощавый человек в черном плаще из грубой ткани. Пройдя половину зала, он сделал учтивый поклон, а затем подошел ближе. Когда подошел вплотную и откинул капюшон, на свету блеснули иссиня-черные волосы и лазурная кожа лица. Спутник Рамайтона имел острые черты и резкие движения.

— Так ты пришел, Джерель, — поднимая глаза, медленно произнес Рамайтон. Он откинул длинную пепельную косу назад. Голубые глубоко посаженные глаза полыхнули льдом. На смуглой коже лба пролегла глубокая длинная морщина, свидетельствовавшая о постоянной привычке владельца думать. Тонкие, практически поджатые губы, говорили о чопорности.

— Твоя новость показалась мне интересной, поэтому я пришел, невзирая на свою работу, — довольно резко ответил элькрис.

— Ты, как всегда, холоден, — без тени улыбки произнес армеди. — Разве мы не старые друзья?

— Что-то плохо вспоминается наша дружба, — все так же холодно ответил Джерель. — Давай оставим условности. Зачем ты отправил Медею на это задание?

— А что в этом такого? Новые факты помогли нам пересмотреть ее поступок, и я решил, что она достойна возвращения. Как бы то ни было вы с ней снова встретитесь.

— Разве сейчас это важно? Ты выгнал ее, а теперь отправил на это задание. Тебе не кажется это глупым?

— Ничуть. Я узнал, что регери снова взялись за старое, отправив за Артефактом Тарелиала. И подумал, что Медея лучше всех справится с этим.

— Не смеши меня! — раздраженно воскликнул Джерель. — Все-таки мне не пять лет. Не понимаю, чего ты добивался, создавая подобную ситуацию, но встретив Тарелиала, девушка непременно обо всем догадается. Твоя затея полностью провалится, а виноваты будут другие.

— Ну и что? Даже если и догадается. Прошло уже пятьсот лет, не думаю, что она будет зацикливаться на своих прошлых проблемах. Ведь она хочет вернуться домой. Я уверен, что это желание сильнее прошлых воспоминаний.

— Ты, как всегда, отвратителен, Рамайтон. Все твои идеи не имеют человечности.

— Ну, ты даешь, — Рамайтон позволил себе усмехнуться. Крылья носа с горбинкой хищно вздрогнули. Бесцветный голос приобрел оттенок удивления. — Ты сегодня не только холоден, но и груб. Какая разница, человечны мои идеи или нет? Мы не люди. А уж ты и подавно. Армеди должны быть образцовыми защитниками, а подвергать свою личность глупым эмоциям и сентиментальным воспоминаниям — все это лишнее.