Бессмертные

Но Руин тем не менее не собирался сдаваться. Он знал, что сдастся только тогда, когда убедится, что сестра его мертва. Поев и допив взятое вино, он с трудом, но вспомнил адрес Реневеры и сумел добраться туда на общественном транспорте. Было очень рано, солнце едва выглянуло из-за горизонта — должно быть, около четырех утра. Еще холодно, хотелось закутаться в плащ, но Руин нес его перекинутым через руку, чтоб не пугать горожан своим необычным видом. А редкие прохожие уже появлялись на улицах — должно быть, спешили на работу — и поглядывали на провальского принца с недоумением. В самом деле, камзол на Руине был необычный.

Принц открыл дверь в квартиру Реневеры своим ключом, открыл очень тихо, чтобы не потревожить ее. Но когда он, ополоснув в ванной лицо, на цыпочках вошел в спальню, то обнаружил, что постель пуста и одеяло не смято. Он обошел всю квартиру — на кухне немытая посуда то ли на двоих, то ли на троих, в кабинете небрежно брошен ноутбук, у видеофона валяется тонкий пластиковый листок, на котором — провальский принц уже знал — записывались телефоны. Такие листки были очень удобны, любой из них можно было потом вложить в любой видеофон, расположенный где угодно, и связаться с человеком, чей номер зафиксирован на нем.

Руин поднял пластиковый квадратный листок. Прочел имя и фамилию. Незнакомая.

Он отправился на кухню, сварил себе кофе и сел у окна — ждать ее.

Реневера явилась домой только в половине десятого. Она вошла в квартиру, зевая — вид у нее был усталый и помятый. Она была одета слишком роскошно для улицы: в вечернее платье с голой спиной и в пушистом манто на плечах. На подоле были пятна, у туфелек — слишком длинные каблуки. Принц тут же вспомнил, что машины Реневеры не было на стоянке. Она обернулась, увидела Руина и вздрогнула — он заметил слишком яркую косметику на ее лице.

Молодая женщина быстро взяла себя в руки, и в глазах ее вместо удивления и даже испуга появилось равнодушие. Какое-то слишком уж деланное. Она неторопливо сняла с плеч манто и машинально оправила вечернее платье. Отставив пятую чашечку с недопитым кофе, он медленно вышел в коридор. Реневера стояла, повернувшись к нему боком, и было видно, как она побледнела под макияжем. Для него это было самым верным знаком ее вины.

— Где ты была? — спросил он сдержанно.

— Гуляла, — деланно-равнодушно ответила она.

— Где и с кем?

— Я должна тебе отвечать?

— Где и с кем ты была?

— Какое твое дело? Тебе, получается, можно про падать незнамо где, а мне, значит, нельзя? — В ее голосе прозвучала настоящая обида, но взбешенный Руин не обратил на это внимания.

Я не пропадал. Я занимался поисками своей сестры, и это тебе прекрасно известно. И теперь я хочу знать, где была ты. — Он подождал. — Изволь ответить.

— И не подумаю. С какой стати я должна тебе отвечать? — Она говорила на повышенных тонах. Впрочем, и до крика было уже недалеко.

— Ты считаешь, что я не имею права знать, где ты шлялась, одетая и размалеванная, как шлюха? — проговорил Руин и наклонился над ней. Ему до безумия захотелось ее ударить.

В его голосе клокотала такая ярость, что молодая женщина поневоле взглянула на него со страхом. Глаза Руина были черны; казалось, зрачок разросся, заполонил собой радужку, а теперь стремительно пожирал и белок тоже. Это зрелище было ужасно, и Реневера отшатнулась от своего возлюбленного. Не успев закрыть весь белок, чернота стала отступать, и взгляд принца стал не таким страшным.

Он вдруг понял, что едва не повел себя так, как обязательно поступил бы Арман-Улл. Эта мысль сразу же отрезвила его. И пусть девушка несомненно заслужила трепку, он не поднимет на нее руку. Это бесчестно.

— Да пошел ты!… — крикнула она, окаменевшая было под его взглядом, как кролик перед удавом, и кинулась в спальню.

Он бросился за ней.

— Оставь меня в покое! — крикнула молодая женщина, повернувшись в дверях. — Это не твое дело. Понял? Не твое дело! У нас в мире другие традиции.

— Ты хочешь сказать, что понятий верности у вас в мире не существует?

— Ты мне изменяешь, а мне нельзя? Да? У нас равноправие.

— Я тебе не изменял.

— Откуда я знаю? — Она была уже вся в слезах. Видя мокрые дорожки у нее на щеках, Руин почувствовал, что уже не хочет ее ударить. Вспышка гнева прошла. Но осталось острое желание запереть ее в комнате и никуда больше не отпускать. — Ты шляешься неизвестно где, а я должна сидеть у окна? Ждать тебя?

— Тебе хотелось бы знать, что я развлекался в Провале? Ты с облегчением сочла бы, что твое поведение оправдано?

— Я уверена, так оно и было!