Но главное было не в том, что он изменился чисто
Однажды, одурманенная большой дозой снотворного, она грезила, что лежит в постели с Линкольном, который, сколько она себя помнила, был для нее идеалом, и теперь в ее воображении Джек в какой-то степени
Она также ощущала в нем то, что, как ей казалось, наверняка было и у Линкольна, — обладая большой властью, он был одинок. Защитники гражданских прав, “порабощенные народы” Восточной Европы, люди всего мира, стремящиеся к свободе и лучшей жизни, — все они с надеждой взирали на человека, который лежал рядом с ней, ждали от него помощи, и повсюду в мире от Лаоса до Кубы люди сражались и умирали по его приказу.
Джек шевельнулся. Мэрилин думала, что он дремлет, хотя, возможно, он просто с закрытыми глазами размышлял о какой-нибудь мировой проблеме. К ее удивлению, оказалось, что он думал о ней.
— Как ты жила все это время? — спросил он. — Только ответь мне честно.
— “Честно”? Разве я могу лгать тебе, любимый?
— О себе самой? Пожалуй, можешь. Я слышал, ты чувствовала себя несколько… подавленной?
— Мне было плохо без тебя.
— Мне это льстит. Но ты не должна из-за этого унывать.
— Ничего не могу с собой поделать.
— Можешь. Это самое главное — уметь управлять своими чувствами.
— Тебе это удается лучше, чем мне. Наверное, поэтому ты и стал президентом.
— Возможно, не только поэтому. Послушай, испытывать ко мне определенные чувства — это одно. Но вот хандрить из-за них — это совсем другое. Мы так не договаривались. А ты еще рассказываешь о своих чувствах посторонним людям.
— Не помню, чтобы мы с тобой о чем-то договаривались, Джек.
— Строго говоря, никакого договора не было. Но одна негласная договоренность у нас была, и она звучит так: я женат, достиг определенного положения в обществе и должен оберегать свой авторитет; ты была замужем, в глазах народа ты — определенный символ и должна оберегать свою репутацию. Поэтому давай не будем вредить друг другу и нарушать
—
— Установившееся положение вещей.
— Я не нарушала как это там называется — существующее положение вещей. Но ведь я имею право мечтать о том, чтобы это положение изменилось, разве нет?
— Не уверен. Мечтать опасно. И совсем незачем мечтать о невозможном. Сначала мечтаешь, потом начинаешь желать, чтобы мечты сбылись, и очень скоро тебе уже кажется, что они и впрямь
— Что я хочу выйти за тебя замуж, ты это имеешь в виду?
— Да, вроде того, что ты хочешь выйти за меня замуж. Именно. Об этом мы уж точно не договаривались, верно?
— Мне просто хотелось бы…
— Тсс.. — Он нежно прикрыл ей рот ладонью. — Не говори мне об этом. И даже
— Понятно, — сказала она. — Это не так-то легко сделать. И я не уверена, что у меня получится.
— Получится.
— Но я ведь люблю тебя.
Он вздохнул.
— Я знаю, — ответил он. — Поэтому-то ты и пересилишь себя. Ради меня.
В сопровождении агента службы безопасности — ей не приходилось видеть его раньше — она вошла в служебный лифт.
— В переулке вас ждет машина, — сказал агент, не называя ее “мисс Монро”. Он подмигнул ей. — Вам незачем проходить через вестибюль. — Он ясно давал понять, что не оказывает ей любезность, а просто заботится о репутации своего босса.
Она помолчала.
— А почему бы мне не пройти через вестибюль?
— Потому что мне приказано вывести вас другим путем, леди.
— Ну и убирайся к черту, — с вызовом сказала она и, прежде чем агент успел помешать ей, нажала кнопку с надписью “Вестибюль”.
— Нельзя! — закричал он, хватая ее за руку.
— Еще чего, придурок, — взвизгнула она. Дверь распахнулась. — Мне все можно! Я свободный человек. И к тому же я — звезда!
Агент попытался втянуть ее обратно в лифт, но, двигаясь быстро, как искусная танцовщица, она лягнула его ногой в пах — не сильно, но достаточно резко, и он согнулся, пытаясь защититься, — одновременно отшлепав его по щекам, по одной, по другой, туда-сюда, как учил ее Роберт Митчум, когда она снималась в фильме “Река, откуда не возвращаются”. Она выскочила из лифта в вестибюль под изумленные взгляды находившихся там людей. Их стояло там человек десять, и некоторые из них были в вечерних нарядах.
— Я — Мэрилин Монро! — крикнула она агенту службы безопасности, который тоже выскочил из лифта и направлялся к ней. Его щеки горели от смущения, и она надеялась, что ему больно.