Бессмертные

Конрад Хилтон был моим старым другом. Как и все магнаты гостиничного бизнеса, он всегда держал в резерве несколько номеров “люкс” для людей, которым он не мог отказать. Я не сомневался, что могу попросить Конрада о чем угодно и он сделает это для меня без лишних вопросов.

— Вот это да! — сказал Джек, забывая про свой ирландский акцент, с помощью которого он завоевывал голоса избирателей. — А еще говорят, что богатство обременяет человека! Как ты расцениваешь мои шансы выпутаться из этой истории?

— Чуть лучше, чем пятьдесят на пятьдесят, но не намного.

— Точно как тогда, когда наш катер пошел ко дну! — радостно заключил он.

Часть вторая «Соломенная голова»

15

Весь Чикаго бурлил такой неудержимой энергией, что Мэрилин даже не замечала жары. Только когда они с Дэйвидом наконец-таки добрались до гостиницы, она вдруг заметила, что вся вымокла от пота; форма стюардессы прилипла к ее телу.

Из аэропорта они добирались почти два часа. Улицы Чикаго были запружены людьми, которые размахивали флагами и скандировали лозунги. Многие из них были одеты в зеленое и несли плакаты с фотографией Джека.

Несколько минут она спокойно ждала, пока Дэйвид осматривал номер, проверяя, все ли в порядке. Он включил кондиционер, открыл бутылку шампанского. Затем, чтобы избавиться от него, она сказала, что у нее болит голова. Она видела, он не хотел уходить, во-первых, потому что она ему нравилась (если только он, бедняга, уже окончательно в нее не влюбился), а во-вторых, потому что считал своим долгом лично вручить ее Джеку, как почтальон вручает заказное письмо.

Он оставил ей мандат на имя Альберты (Бёрди) Уэллз, секретаря городской корпорации и заведующей библиотекой в городе Милан (штат Нью-Йорк), которая была видным деятелем местного отделения демократической партии. Кажется, за несколько дней до съезда мисс Уэллс сломала ногу, споткнувшись о собственную кошку, и Дэйвиду каким-то образом удалось достать выписанный на нее мандат.

Прежде чем уйти, он строго-настрого приказал, чтобы она никуда не выходила без него, ни с кем не разговаривала, а находясь с ним на заседаниях съезда, ни при каких обстоятельствах не кричала: “Джека Кеннеди — на пост вице-президента!” или даже не думала об этом. Многие делегаты из Нью-Йорка, объяснил он — ах, как Дэйвид любил все объяснять! — считают Кефовера провинциалом. Они выбрали мэра Роберта Вагнера “сынком”[8] делегации от Нью-Йорка и должны голосовать за него, но их нетрудно будет убедить поддержать Джека Кеннеди…

Сзади послышался какой-то шум. Она повернулась и увидела Джека Кеннеди. Он широко улыбался. Взвизгнув от изумления, она перебежала комнату и поцеловала его.

— А что такое “сынок”? — спросила она.

— Ну, вот я, например, не “сынок”. Делегация может выбрать такого “сынка” и поддерживать его на протяжении нескольких туров голосования — только затем, чтобы в последнюю минуту снять его кандидатуру и за приличную цену отдать свои голоса за реального кандидата. Это особое искусство в политике.

— Откуда ты появился ? — спросила она.

— Из соседнего номера. В Данный момент там полно политиков, которые пытаются сделать из мухи слона, и дым стоит столбом, как на табачной фабрике. — Он восхищенным взглядом окинул комнату. — А твой номер лучше, чем мой.

От его волос исходил аромат сигар. Он подвел ее к бару, стоявшему в углу комнаты, и налил себе бокал. Затем с удовольствием растянулся на диване, не снимая обуви. Перед ним на столике стояла тарелка с арахисом. Он стал подбрасывать орешки вверх один за одним и ловить их ртом.

Она присела рядом с ним и стала поглаживать его волосы, как бы желая удостовериться, что это действительно он. Это была ее мечта — вот так вот сидеть со своим мужем, наслаждаясь мгновениями покоя и близости. Но ей не суждено было испытать этого ни с одним из ее мужей.

— Что там происходит? — спросила она, взглядом указывая на дверь в соседний номер.

— Ребята, которым не нравится Эстес Кефовер, — боссы из больших городов, такие, как мэр Чикаго Дэйли, Дэйв Лоренс из Пенсильвании, Майк ди Салле из Огайо, — пытаются убедить Эдлая, что он должен баллотироваться в паре со мной. А я пытаюсь отговорить их . — Он зевнул. — Отец прав. Если я сейчас стану кандидатом на пост вице-президента, это может лишить меня каких бы то ни было шансов стать кандидатом в президенты в шестидесятом году, а возможно, и в шестьдесят четвертом.

— Зачем ты хочешь стать президентом? — спросила она.

Он не засмеялся. Напротив, его лицо неожиданно приобрело серьезное, даже несколько мрачное выражение, словно она задала вопрос, который он много раз задавал себе сам.

— Это мое единственное предназначение, — спокойно ответил он, впервые без присущей ему беспечной бравады в голосе.

— Единственное предназначение?

— Ну то, к чему меня готовили, — можно сказать, то, для чего меня воспитывали, с тех пор как погиб Джо.

— А сам ты этого разве не желаешь?