Бессмертные

Она широко распахнула удивленные глаза. Мягкие, накрашенные оранжевой помадой губы приоткрылись. Выглядела она совсем не так, как я себе представлял. Но это была Джин, и она мне обрадовалась.

– Джин! – Я нервно улыбнулся. – Я думал, с тобой что-то случилось. Ты так странно себя вела.

Она засмеялась в ответ своим обычным смехом, свободным и звонким. Хоть это в ней не изменилось. Возможно, вообще ничего не изменилось, подумал я. Наверное, дело во мне.

– Чепуха! – сказала она. – Что со мной могло случиться?.. О Фрэнк! Ты вернулся!

Не обращая внимания на толпу вокруг, Джин обвила руками мою шею и прижалась губами к моим губам.

Я отпрянул.

– Не здесь.

– Ты больше никогда не уедешь, – сказала Джин.

– Никогда, – эхом повторил я, затем нахмурил брови и ткнул пальцем в сверток. – Что здесь? Что в нем такого важного? Почему ты и все эти женщины бежите сюда за какими-то свертками?

Джин пожала плечами:

– Да не знаю я. Наверное, что-то рекламировали. – И стала снимать обертку. – Зубная паста.

Голос прозвучал разочарованно.

– А ты не знала? – поразился я. – Ты не в курсе, что покупаешь?

Джин взяла меня за руку и вытащила из аптеки.

– Не стоит об этом. Тебя так долго не было. Все меняется. Расскажи, как ты жил в навигационном маяке в поясе астероидов. Расскажи все.

И она повела меня в сторону нашего дома.

– Это можно описать одним словом, – ответил я. – Скука. Каждые двадцать четыре часа я…

– Погоди, Фрэнк, – перебила меня Джин. – Потом расскажешь. Сначала домой доберемся.

– Три года в разлуке, зато теперь вместе навсегда, – сказал я. – Не так уж плохо. Почему ты не на работе?

– А, – махнула рукой Джин, – я уволилась. Уже давно. Какой смысл работать, если у нас и так полно денег.

Я почувствовал смутную тревогу.

– Сколько у нас денег?

– Не знаю. – Она пожала плечами. – У меня всегда было плохо со счетом. К тому же есть вещи и поважнее денег. Ты, например.

Она улыбнулась, глядя мне в лицо, и мое сердце заколотилось с удвоенной силой. Я уехал почти сразу после свадьбы, я любил ее, хотел купить для нее целый мир. Именно поэтому продал три года своей жизни. И эти три года закалили мою любовь, сделали ее чистой и звонкой, как лезвие бритвы.

– Ты так спешишь привести меня домой? – с улыбкой спросил я и обнял ее за талию.

– Прекрати, Фрэнк, – ответила она, прибавила шагу, и моя рука потеряла опору. – Сейчас начнется одна программа. Не хочу ее пропустить.

– Программа! – возмутился я. – Я ведь только что вернулся.

– Да, знаю, – сказала Джин. – Но ведь теперь ты всегда будешь дома.

Мы стояли у входной двери. Я взял жену за плечи.

– Джин! Что с тобой? Я дома. У меня было три года полного одиночества. А ты?.. Разве ты не?..

– Перестань, Фрэнк! Не надо вести себя как животное!

Она увернулась от моих объятий, открыла дверь, прошмыгнула в гостиную и уселась перед телевизором. На экране заплясали цветные завитки.

«МОЙ-СТИРАЙ, МОЙ-СТИРАЙ, ДА СМОТРИ НЕ ПРОЗЕВАЙ! ТРИ-СТИРАЙ, НЕ ЗЕВАЙ И ЧТО НАДО ВЫБИРАЙ!..»

– О нет! – взвыл я.

– Джин, выключи это немедленно.

– Ты не понимаешь, – отозвалась Джин, не отрывая взгляд от экрана. – Мне интересно, как поступит Сандра. Родни Сент-Джон уговаривает ее изменить мужу. Сандра разрывается между любовником и моральными обязательствами.

Хор продолжал завывать. Наконец песня стихла, экран посветлел. На нем мужчина с блестящими черными волосами страстно целовал блондинку. Одежды на них было мало, но я так и не понял, означает ли это что-нибудь. Медленно и с трудом они все же оторвались друг от друга, и мужчина произнес:

– Ну что ж, Сандра, чей муж мой лучший друг, после того, как ты познала всю глубину моей любви, узы дружбы, честь, достоинство и богатство больше ничего не значат. Так ответь же, отправишься ли ты со мной в горную хижину?

– О, Родни, – промурлыкала девушка, – подаривший мне любовь и страсть, о которых я и мечтать не смела. Я не могу. Не могу. Любовь сильна, но чувство долга сильнее.

Они вновь слились в объятиях и поблекли, уступив место цветным завиткам.

«МОЙ-СТИРАЙ, МОЙ-СТИРАЙ…»

Я в изумлении вытаращил глаза. Что случилось с миром? Четырнадцать с половиной минут одинаковой, бесконечно повторяющейся рекламы против тридцати секунд сериала, пусть и никудышного. Что-то перевернуло с ног на голову прежние ценности.

Я протянул руку к телевизору. Грозный мужчина на экране ткнул в меня пальцем.

– Оставайтесь на этом канале, – приказал он.

Я повернул ручку, экран погас.

– Фрэнк! – вскрикнула Джин. – Так нельзя!

– Почему? Я хочу поговорить с тобой.

– Позже, – ответила жена. – Ты не слышал, что сказал диктор? Не слышал, что он сказал?

Джин вновь включила телевизор и откинулась на спинку кресла. Не дожидаясь очередной порции рекламы, я сбежал из гостиной.