Бессмертные

Сеансы проходили ежедневно. Каждый день в течение недели Редник в удобной позе возлежал на красной кушетке и, перескакивая с одного на другое, в омерзительных деталях описывал неправдоподобно долгую и наполненную событиями жизнь. Я тем временем мерил шагами кабинет позади него и мучился от желания поделиться собственными секретами, а он постоянно меня обрывал.

С каждым днем сдерживать чувства становилось все труднее, раздражение росло. Я терял вес, не мог спать. Периодически у меня возникали необъяснимые влечения.

Я не прекращал поиски вора, размышлял над сводками, невзирая на растущую неприязнь к Компьютеру, цифрам и графикам. Однако в статистике не появлялось ничего особенного – вор занял выжидательную позицию.

Я вновь и вновь задавался вопросом: на что еще можно положить глаз после того, как ты уже похитил десять миллионов долларов?

Где я ошибся? Неужели вор успел удовлетворить свою тягу? И я зря себя извожу?

Ответов не было.

Дома я вел себя бесцеремонно и своевластно. Я врывался к Наиде с мучительной надеждой застать ее в объятиях любовника; к моему разочарованию, это мне никогда не удавалось, и тем не менее я все равно истязал ее ревностью. Пока ее не было дома, я подключил пару проводов к системе внутренней связи, чтобы соединение не обрывалось независимо от того, работает приемник или нет. После часами сидел и наблюдал за ничего не подозревающей женой.

Неожиданно выяснилось, что я люблю ее все сильнее.

Это выбивало меня из колеи.

На работе я по нескольку раз в час ей звонил.

Дома то и дело вызывал к себе – и днем, и ночью.

Все кончилось вопиющим антиобщественным поступком: я перевез жену вместе со всеми пожитками на свою половину, а ее половину дуплекса опечатал.

Как ни странно, при таком грубом обращении Наида расцветала на глазах. С ее лица не сходила улыбка. Выполняя обычную домашнюю работу, нажимая кнопки и выбирая меню, она часто смеялась и пела.

Женщины – необъяснимые существа.

В то же время я стал испытывать странное влечение к другим женщинам. Однажды я увидел на улице девушку и, повинуясь импульсу, последовал за ней. Так я прошел полгорода, пока она не обернулась и не спросила вежливо:

– Вы что-то хотели?

– Вас! – напрямик выпалил я.

Разумеется, она была слишком хорошо воспитана, чтобы расстраивать ближнего. Много позже я вдруг вспомнил, что даже не спросил ее имени.

Из непритязательного человека я превратился в измученное ненасытное существо, которое не могло удовлетворить никакое изобилие. Я часто чувствовал себя подавленным, порой жалким. А однажды или даже дважды я ощутил такой неистовый восторг, о котором и мечтать не смел.

Единственным утешением мне служила мысль, что я жертвую собой во имя нашего мира. И лучше бы ему стоить этой жертвы, с горечью думал я.

Вор так ничем и не проявлял себя.

Внезапно грянул ежегодный Экзамен. За три дня мою личность должны были прощупать на предмет слабых мест, изучить и вынести вердикт. Меня терзало ужасное предчувствие, что я провалюсь. Тогда я потеряю работу.

Погруженный в тяжелые раздумья, я решил снова вернуться к Реднику и его жутким откровениям.

У меня перехватило горло, когда я все-таки заставил себя открыть дверь в приемную. Притворив ее за собой, я несколько мгновений тупо таращил глаза и готовился к суровому испытанию на красной кушетке за следующей дверью. Когда замутненный взгляд сфокусировался, я вдруг заметил то, на что должен был обратить внимание еще семь дней назад – на надпись:

КИНДЕР К. ЮРДНЭ

ресналирф-китиланА

и

ьлетапокогзом йынневтсещбо

Я медленно проговорил каждое из слов. В них угадывался какой-то смысл, как в древнем корневом языке, как в обратном анализе. Аналитик наоборот, конечно, китилана. Ресналирф-китилана.

Я встрепенулся.

Смысла оказалось гораздо больше. Редник – Киндер. Киндер – Редник. Вполне ожидаемо от человека, в приемной у которого висит объявление «С идентичностью шутки плохи!».

Распахнув дверь, я ворвался в кабинет и воскликнул осуждающе:

– Вы – Киндер!

– Именно об этом я вам говорил с самого начала, – любезно отозвался он.

– Потому что не рассчитывали, что поверю.

Аналитик беззаботно пожал плечами:

– Какая разница, поверили вы мне или нет.

– Все, что вы рассказывали, правда, – произнес я дрожащим, перепуганным голосом. – Все эти невообразимые гнусности и бесчинства.

– Возможно. А возможно, и нет.

От его улыбки у меня все закипело внутри.

Меня трясло от неспособности прижучить его. Будь в моих руках оружие, я бы убил его без раздумий и сожаления.

– Ненавижу вас! – в ярости крикнул я. – С какой целью? Для чего? Зачем устанавливать правила, а затем нарушать?

– Позвольте, я расскажу одну историю… – начал Редник.

– Ну уж нет! – отчаянно запротестовал я.