Бессмертные (СИ)

Постоянное неровное покачивание заставило открыть глаза. Все расплывалось в багровом тумане. Моргала, пока зрение не прояснилось. Масляная лампа бросала мягкий свет на багровую отделку. Я была в экипаже, лежала на заваленном подушками и тряпками полу, окна плотно зашторены, поэтому царил полумрак, не давая оценить день сейчас иль ночь. Я снова моргнула и посмотрела на свое тело, укрытое тонким синим одеялом. Посмотрела, пытаясь понять — какие сюрпризы ожидают меня этим утром. Ведь я очень хорошо помню, как недавно умерла. Разве может быть это место раем или адом? Выдохнула, отбросив одеяло и оглядела себя — похоронное платье точь-в-точь как у Мадлен, шелк прикасается ко мне словно возлюбленный, прохладный на груди и легкий на бёдрах, мягкие тапочки на ногах, амулета почему-то на шее не было. Я засунула руку под платье и коснулась уродливого шрама, который стал причиной моей смерти. Ощущение было неприятное, но дырки не было. Такое чувство, что шрам старый, прошлогодний, не свежее, без зеркала не разглядеть.

— Что вообще происходит… — прохрипела я вслух. Голоса почти не было, невыносимо хотелось пить и есть. Ослабевшие руки и ноги загудели от внезапного напряжения. Прошло не менее трех дней с моей смерти, ведь меня похоронили…

Интересно, мое оживление — запланированное мероприятие или я сейчас всех напугаю и стану причиной новой байки? Ожившая послушница вернулась отомстить. Ха! Настроение было великолепным, я жива! Жива! Умирать было крайне неприятно, повторять этот опыт не было никакого желания, поэтому придется поднапрячься, чтобы скрыться в лесах и попытаться пересечь границу с землями вампиров.

Внезапно послышался смех, девичий, будто знакомый. Кто-то управлял повозкой и среди низ была женщина. Пришла на ум Джованна, но та, скорее всего, даже не знает что-то такое — веселиться и смеяться.

Пока я сосредоточенно размышляла, карета остановилась, я отчетливо слышала, что сопровождающих минимум двое, голосов больше не было слышно, но бытовой шум говорил о том, что они скорее всего не знают, что я проснулась. Я аккуратно встала и толкнула дверь кареты.

Солнце клонилось к закату, нависая над полем пшеницы, которая недавно взошла. Мошкара и комары вились над головой в лучах заката, красно-оранжевые всполохи окрасили зеленую траву и листву вокруг, будто она светилась изнутри. А запах! Пахло свежестью, лесом и влажной землей! Я замерла, потрясенная этим моментом красоты, когда услышала:

— Ты очнулась… — голос сестры разрезал мое израненное сердце на тысячу мелких кусочков, затем соединил вновь. Я испытала фейерверк разнообразных эмоций — восторг, страх, злость, радость и печаль.

— Мадлен, — всхлипнула я, ощутив неконтролируемые слезы, скатывающиеся по щекам.

Мадлен появилась в лучах закатного солнца, они ласкали ее кожу, заставляли волосы еще больше отливать золотом. На ней была простая серая рубаха, льняные брюки, когда-то длинные волосы были обрезаны и заплетены в две косы, которые лежали на ее выпирающих ключицах. Кожа — как утренний солнечный свет, отражающийся от воды. Но ее глаза… ее глаза не соответствуют внешности. Должны быть ошеломляюще синими, но вместо этого ее взгляд кажется мне пустым и грустным. Прекрасные и печальные одновременно, теперь лазурные, поблескивая словно два алмаза. Когда-то пышные формы сделались более тонкими, острыми. Пухлые щечки исчезли, вместо них явно выступали заметные скулы. Она смотрела с восторгом и благоговением, на поясе болтался старый клинок Шейлы. Нынче она больше походила на меня, лишь рост нас отличал.

— Я умерла, и мы встретились на том свете? — растерянно спросила я.

— Ты права лишь отчасти.

Мы одновременно бросились в объятия друг друга. Не описать словами, как приятно, ощутить объятия самого дорогого человека за всю мою жизнь. Сестра! Любимая, родная, нежная и строгая, сварливая и веселая. Живая! Из плоти и крови! Нет, мы определенно не умерли.

— Как ты вышло? — простонала я, подавляя безудержное рыдание.

— Милая Вивьен! — защебетала сестренка, — Даже страшно представить, что ты пережила на моих похоронах, ведь я знала, что ты должна очнуться и все равно места себе не находила!

Антониа наблюдала за своими девочками. Как быстро они выросли! Вот же пронеслось воспоминание — они, совсем еще крошки, лежат, свернувшись калачиком, в одной постели, а она заботливо подтыкает им одеяло. Она стала уделять внучкам больше времени с тех пор, как была убита их мать, из ревности одной женщины алхимика к знатному вампиру, который был влюблен в ее дочь. Алхимик просто чудом не узнала о их существовании.

— Бабушка? — воскликнула я, заметив женщину, которая воспитала нас.