Бессмертный

Почувствовать было нельзя, так как мы были в воздухе, но можно было увидеть, как трясется корабль, словно от страха. Может, черная дыра для корабля то же самое, что и метасалирование для человека? Может, он тоже испытывает такие же чувства перед входом в неизвестность, и не испытывает ничего, находясь внутри? Странно, но я ничего такого не ощущал. Может, мои чувства атрофировались, приспосабливаясь к обстоятельствам, осознавая весь ужас того, что меня ждет?

А что меня ждет? Скоро я это узнаю. Или больше не узнаю ничего.

Раз. И мир потух.

Глава 12

Раз. И мир вспыхнул.

Но глаза все так же были слепы. Просто чернота сменилась ослепительной белизной.

Вокруг царил белый мрак. Казалось, что я даже стою на свете, да и сам являюсь светом, однако, взглянув на руки, я понял, что остался сам собой, даже одежда осталась прежней, но все следы недавнего боя бесследно исчезли.

Я оглянулся, посмотрел вверх, вниз, но всюду было пусто. Но вдруг, обернувшись очередной раз, я увидел в бескрайнем свете темную точку; секунду назад ее там не было. Я направился туда, сначала осторожно, боясь потерять ее из виду, даже не моргал, потом быстрее, побежал.

Это оказались два обшарпанных кресла, между которыми стоял небольшой книжный столик. В ближайшем кресле спиной ко мне кто-то сидел. Я видел только его белобрысую голову. Все это мне что-то напоминало.

– Садись, – сказал он совсем незапоминающимся голосом, который словно возник у меня в голове, но в то же время отразился от невидимых стен едва ощутимым эхом. Я послушался и выполнил… просьбу?

Передо мной сидел статный дед в гиматии с такими же белыми волосами и бородой, как все вокруг, не считая, конечно, небольшого уголка реальности. Реальность, надо сказать, выглядела потрепанной.

– Ты кто? – задал я глупый вопрос.

– А ты как думаешь? – наклонил он голову.

– Дед Мороз?

– Нет.

– Гендальф?

– Последняя попытка.

– Мой дедушка?

– Ты все испортил, – махнул он досадливо рукой и снял бутафорскую бороду, хотя секунду назад она казалась более чем реальной.

– Что я испортил?

– Я тут из кожи вон лезу, чтобы постебаться над тобой, а ты даже подыграть не удосужился.

– Я подыгрывал, – возразил я.

– Нет, ты пытался меня переиграть, завязав свою игру. Ладно, хрен с ним, конфетку будешь? – Он достал из карманов две конфеты: синюю и красную. Я взял красную. Ее вкус отдавал ушной серой.

– Что за черт? – возмутился я, выплевывая конфетку на пол.

– Не боись, не отравишься, – ухмыльнулся белобрысый, посасывая вторую конфетку. Очевидно, у него она была вкусней.

– Так все же, – вновь заговорил я, – ты кто?

– А ты не догадался?

– Догадался, но хочу услышать это из твоих уст.

– Азъ есмь Гадъ! – произнес он на этот раз басистым голосом, который зазвучал со всех сторон. Только фанфар не хватало. Позер.

– Я в тебя не верю, – сказал я. Он изобразил обиженную мину, поджав губы и опустив их уголки вниз нарочито сильно, становясь похожим на рыбку-каплю.

– Ты злой, – сказал он.

– А ты?

– Я? Я… ни то, ни другое.

– А какой ты тогда? Это ты создал Вселенную? А почему здесь так светло? Почему у тебя такая обшарпанная мебель? Ты директор конфетной фабрики?

– Стой, стой, стой, – остановил он меня. – Я не говорил, что буду отвечать на твои вопросы.

– А что я тогда здесь делаю?

– Ты умер.

– Ага! – ткнул я в него пальцем. – Ты сказал, что не будешь отвечать на мои вопросы, а сам ответил!

Надеюсь, после всего этого он меня отпустит. Если это рай, то он мне явно не нравится, а если ад, это слишком жестоко, даже для меня. Нет, я люблю поболтать, но предпочитаю периодически менять слушателей, а то случится так, как в том баре в Дородате, где мои истории уже всем давно приелись. Но это только потому, что они избирательные, ибо в большинстве из них я бы не выжил, не будучи бессмертным, а орать о своих способностях на каждом углу – прямой путь в лабораторию к сумасшедшему ученому, вроде Нероса. Я и так имею репутацию неубиваемого, но многие принимают это за невероятную удачу, а другие просто не верят моим и чужим историям о моих похождениях.

– Слушай, не умничай, а, – нахмурился Гадъ.– Я здесь решаю, когда отвечать на вопросы, а когда нет.

– Что теперь? – спросил я после пятиминутки тишины.

– Думаю, что с тобой делать.

– Отправишь в ад? Если я уже не там.

– Почему ты так решил?

Я пожал плечами. В жизни я сотворил больше зла, чем добра. Много больше, при этом иногда одно оканчивалось другим. Так я ему и заявил.

– Я говорил: я ни то, ни другое. Ни добрый, ни злой. Так что не мне решать, какой ты. Значит так, – хлопнул Бог себя по ляжкам, – я знаю, что с тобой делать. Точнее, не знаю, но кое-что все же образовалось. Задай мне три любые вопроса – вообще любые! – а я отвечу.

Я задумался. Какие вопросы можно было задать Богу? Наверняка, у многих людей возникали такие вопросы в голове, и даже составлялся список на сотню вопросов. Но что делать, если можно задать лишь три, а у тебя нет ни одного? Будь это желания, я бы загадал тысячу желаний, и стал бы желать стать смертным, а потому снова бессмертным, и так истратил бы все желания. Главное, не сбиться и не остаться в конце смертным.