Бессмертный

– О, бар! Люблю бары.

– Точно! Можно спросить у бармена.

– И я о том же! Нет ничего, чего бы ни знал бармен.

Бар оказался на удивление чистым и целым, видимо, бар в здешних местах почитался неприкосновенной святынею, а кто будет устраивать разборки и палить из оружия в святом-то месте? Оружие, правда, нам пришлось сдать на входе, что с одной стороны хорошо, – никто не пристрелит, а с другой – они забрали даже мой вакуган. Самый меньший из охранников, отличающийся тремя глазами (когда-то их было четыре) очень уж любовался моим оружием, что не сулило ничего хорошего.

– Вот скотина! – выпалила Мара, едва мы вошли внутрь, что стянуло все внимание завсегдатаев на нас. – Всю меня облапал.

– И меня, – поддержал девушку Костун. Взгляд Мары надо было видеть.

По проторенной дорожке мы направились прямиком к барной стойке, за которой стоял очередной лысый бугай человеческого вида с татуировкой на черепе в виде… черепа. Что примечательно, на стене позади бармена, где обычно размещался весь имеющийся алкоголь, была пустая черная стена.

– Виски, – попросил я.

– Мартини, – заказала Мара.

– Водки, – сказал Костун.

– Виски и мартини нет, – ответил здоровяк бармен низкий голосом. Смотрел он на нас с подозрением, словно пытаясь вспомнить, видел ли он нашу троицу раньше, и не мог. Не считая меня, остальные совсем не походили на жителей этого города, из-за чего нашу компанию можно было принять за заблудившихся туристов, только фотоаппаратов не хватало на шее.

– А что есть?

– Водка, ром и бренди.

– Тогда мне ром, – согласился я.

– А сок у вас есть? – спросила Мара.

– Да.

– Тогда мне водки и томатный сок.

– Есть только апельсиновый.

– Ладно, давайте, – вздохнула девушка так, словно ей не оставили выбора, хотя могла бы вообще не пить.

Бармен удалился за бронированную дверь и вернулся через две минуты с подносом, на котором стояли стаканы, после чего сразу же удалился, но на этот раз за другую дверь, не менее крепкую, чем первая.

– Так себе бар-то.

– А ты чего хотела? Это же помойка.

Отпив каждый свой напиток, я и Мара скривились. Костун же выпил залпом водку и закусил орешком, только ахнув от наслаждения. Налей ему туда дешевых духов, он бы не заметил.

– И кто это ромом вообще называет? – Я поставил недопитый стакан на стойку. Мара последовала моему примеру. Ее апельсиновый сок оказался с мякотью.

– Вы на них только посмотрите! – С протертого барного стула встал, пошатываясь, один из посетителей с беззубым ртом, из которого адски воняло даже отсюда. – Кажется, этим цацам не нравится здешнее пойло! – прокричал он пьяный голосом, чтобы его услышали все в баре.

– А мне понравилось, – тут же начал оправдываться Костун, но на него, похоже, никто даже не обратил внимания.

Из-за столов встало еще несколько завсегдатаев недружелюбной наружности. Некоторые покинули бар вообще, да так быстро, что забыли допить то, что оставалось у них в мутных стаканах.

– Будто вас сюда кто-то силками затаскивал, – продолжал беззубый.

– Мы не говорим, что пойло здесь плохое, – начал я, – просто мы его еще не распробовали.

Аргумент оказался слабым. В данном случае любой аргумент не возымел бы эффекта. Ситуация накалялась.

– Ха! – выдохнул перегаром и гнильем беззубый. – Да кто вам после таких слов еще наливать-то будет, чтобы вы его распробовали?

– Что? Не нравится? – с издевкой спросил один из вставших. – Вам марти́ны да текилы подавай?

– Вы вообще кто такие? – спросил детина с клыкастыми зубами и тупыми свинячьими глазками. – Я вас здесь раньше не видал.

Остальные поддакнули, словно свинорылый сказал что-то прям совсем заумное. Если бы они видели нас, точнее меня, здесь раньше, то вообще не вставали бы со своих мест, разве только чтобы убраться подальше, и сидели бы тише мертвеца.

– Мы здесь просто кое-что ищем. Мы не хотим неприятностей.

– Неприятностей? А кто говорил про неприятности? А вы хотите неприятностей?

Меня достала эта тупость. Я действительно не хотел неприятностей, но моего мнения никто не спрашивал. Точнее спрашивал, но вопрос, казалось, был риторическим, хотя вряд ли кто-то из присутствующих знал значение этого слова. Я мог бы попытаться решить все мирным путем, но иногда так бывает, что точка невозврата преодолевается раньше, чем ты о ней вспоминаешь.

– А вы? – спросил я, прищурившись.

Все даже на миг замолчали. Иногда я умею производить впечатление.

– Ты чего, парень? Ты чего борзый такой?

Но зачастую это впечатление оказывается паршивым.

– Кто? Я? Да не в жизнь! Я просто пытаюсь соответствовать местному микроклимату. Если тут все говорят, как отшибленные, то почему я так не могу?

– Это ты щас чо, нас оскорбил, типа?

– Типа соответствую обстановке, – ответил я. Я говорил спокойно и вкрадчиво, даже холодно, можно сказать, и если выключить звук, я бы походил на какого-нибудь заправского учителя, пытающегося разъяснить несмышленым детишкам, что не надо вести себя плохо.

– Не надо, – тихо прошипела сквозь зубы Мара, дергая меня за куртку. – Ты чего творишь?

– Все под контролем, – ответил я также тихо, не поворачивая головы.

–Вы чего там шушукаетесь со своей шалашовкой?