Бессмертный

— Это правда, что вы состояли в близких отношениях с капитаном Тайлером?

Он ведь все прекрасно понял.

— Да.

— И вы знали, что воинский устав запрещает подобные отношения?

— Знала.

— И, тем не менее, это вас не остановило?

Ярость уже просто клокотала внутри.

— Нет.

Врач снова принялся записывать.

— У вас были отношения с другими вашими командирами?

Тон деловой, спокойный, а я, кажется, поняла, что означает, когда глаза наливаются кровью. Меня затрясло.

— Я похожа на портовую шлюху? — прошипела я.

— Не надо так радикально, — попросил доктор.

Не надо так бессердечно!

— Мои личные отношения вас не касаются! Пишите свой диагноз, объявите меня дееспособной и отправьте под суд!

— Не кричите.

— Идите к черту, — с чувством сказала я, дернула наручники, черт, из-за них я даже не могу встать, чтобы закончить этот бессмысленный разговор!

Доктор никак не отреагировал на мои эмоции.

— Вы не ответили, — спокойно напомнил он, — у вас была связь личного характера с другими вашими командирами?

Я снова с силой дернула наручники, хотя и понимала бессмысленность такого действия.

— Убирайтесь к черту, я не буду с вами разговаривать, — прорычала я.

— Успокойтесь.

— Знаете, доктор, — мой голос напоминал шипение, я подалась вперед, склонившись над столом, чтобы быть к психиатру ближе, — я обученный солдат, это, — я грохнула наручниками по столу, — не помешает мне подпрыгнуть и сломать вам шею ногами. Мне даже не понадобятся руки, а вы и пикнуть не успеете.

Шрайт побледнел и шарахнулся от меня. Так-то лучше.

— Вы угрожаете должностному лицу, — только его голос больше не был таким спокойным и уверенным, как раньше.

Я рассмеялась ему в лицо.

— А вы злите женщину, которая взорвала сто сорок тысяч человек только потому, что ей этого захотелось!

Шрайт поспешил к двери и постучал в нее кулаком.

— Успокоительного! Быстро!

— А давайте! — я уже по-настоящему истерически смеялась. — Именно под успокоительным я особенно люблю убивать… Нет! Оставьте меня!

Я начала брыкаться, когда двое крупных парня-военных встали по обе стороны от меня, а доктор потянулся к моей шее инъектором. Я таки выбила инъектор у врача из рук, а заодно заехала ему по коленной чашечке. Шрайт охнул и рухнул на пол. А я получила удар под дых и согнулась поплам.

— Держи ее, держи!

Меня все же обездвижили и вкололи успокоительное.

— Принесите еще, — уже краем ускользающего сознания услышала я распоряжение мерзкого доктора, успевшего подняться с пола. — Еще двойную дозу этой стерве!..

14

Тройная доза успокоительного, наверное, свалила бы даже лошадь. Я весила не так много, поэтому меня такое количество не просто свалило с ног, но еще и размазало по полу.

Я лежала на ледяном полу своей камеры и совершенно не помнила, как сюда попала. Я пыталась лежать на спине, но потолок так сильно кружился, что пришлось поменять положение и улечься набок.

Сердцу было тяжело справляться с таким количеством препарата, введенного в кровь, поэтому оно стучало, как сумасшедшее, а этот стук отдавался в ушах, словно барабанная дробь.

Я надеялась, что придет забвение, и эта круговерть и грохот на время прекратятся, но я не засыпала и не теряла сознание, просто лежала на полу, обхватив себя руками, стучала зубами от холода и тупо смотрела перед собой.

Иногда наступало просветление, и я понимала, кто я и где нахожусь, а потом оно отступало вновь, и я терялась в водовороте звуков и обрывков мыслей и образов, то и дело всплывающих в воспаленном мозгу.

Краем сознания я различала в коридоре громкие голоса.

— Что значит «приказано никого не пускать»? — звенел металлом уверенный мужской голос. — Кем приказано? — кто-то что-то отвечал в ответ, но тихо и, кажется, испуганно, что слов было не разобрать. — Я сказал, открывай дверь! Живо! — аргументы на наглого типа с громким голосом явно не подействовали. — Я вам всем устрою веселую жизнь, энтузиасты чертовы!

Громкоголосый добился своего, дверь поползла в строну и в мое поле зрения попали начищенные до блеска ботинки вошедшего и идеально выглаженные брюки со «стрелками». Где-то там, на краю сознания, я узнала голос своего незваного гостя, но так и не смогла его идентифицировать.

Ноги приблизились ко мне, потом остановились, будто в нерешительности.

— Что с ней?

— Так это… я же говорю…

— Изволь яснее формулировать свою мысль, — тон раздраженный, ядовитый.

— Она сопротивлялась, напала на доктора Шрайтера.

— Шрайтера, значит, — многообещающе произнес хозяин начищенных ботинок, — вот, кто добрался до дела, старый садист.

Я не узнавала владельца голоса, но его слова, определенно, пришлись мне по душе. Старый садист, да…

Ноги снова приблизились, и их обладатель присел на корточки возле меня, перед этим привычным жестом подтянув брюки, чтобы не вытянулись коленки. Лица я все еще не видела, смотрела в одну точку прямо перед собой.

— Морган, ты меня слышишь?

Теплая ладонь дотронулась до меня в районе плеча.

— Ч-черт! — выругался гость и отдернул руку, будто обжегся, хотя мне было так холодно, что, скорее, обморозился. — Какого черта она делает раздетая на полу?