Бессмертный

— Нести ты меня не сможешь, так что у меня нет выбора, — попробовала я пошутить, но, видимо, мое чувство юмора испарилось из меня вместе с влагой.

— Ты была права, они найдут нас и здесь.

Я не стала спорить, мне на самом деле было больно, и не было сил никуда идти.

* * *

Приближался вечер, третий вечер в пустыне. Мы прожили двое суток.

Не знаю, как так получилось, но каким-то образом я лежала поперек груди Александра, а он накручивал на палец прядь моих окончательно спутавшихся волос. В этом не было ничего интимного и тем более эротического, ни у кого из нас не было сил даже думать на эту тему, все мысли сводились к одному — к воде.

— Я боюсь засыпать, — призналась я, впервые говоря кому-то вслух о своих страхах, но точно зная, что здесь и сейчас человек, находящийся рядом, меня не осудит.

— Тогда не засыпай, — спокойно ответил Тайлер. — Поговори со мной.

— Мы, кажется, уже все обсудили, то, что можно было, и то, что нельзя.

— Интересным людям всегда начнется, что обсудить, — не согласился он со мной.

— А мы интересные?

— Ну я уж точно.

— Хвастун, — были бы силы, я бы его стукнула, но мне было тяжело пошевелить даже рукой.

И тогда мы стали говорить, обо всем и ни о чем одновременно. Александр рассказывал глупые и порой нелепые случаи из своего детства, сначала в семье, потом в приюте, из которого он трижды пытался бежать.

— Куда? — спросила я.

— А черт его знает. В подростковом возрасте важен сам акт протеста, а не его последствия.

Мы смеялись, смеялись, потому что закрыть глаза и замолчать означало сдаться.

Я тоже что-то рассказывала, вспоминала истории из школы и Академии, перед глазами вставали, казалось, давно забытые лица и события. На поверхность извлекалось все, и общеизвестные факты и старые секреты. Главное было одно — говорить и не останавливаться.

А потом раздался звук, звук, показавшийся мне самой прекрасной музыкой во Вселенной — рев флайера.

Мы вскочили с такой скоростью, будто только что не мы валялись без сил. Флайер был еще далеко, и распознать его было невозможно.

— Это могут быть карамеданцы, — озвучила я и без того очевидную вещь.

— Тогда мы их разочаруем, что до сих пор живы, — отозвался Тайлер, — и им придется подождать еще.

И мы замерли, задрав головы и с замиранием сердца ожидая приближения летящего аппарата.

А потом в лучах заходящего солнца сверкнула эмблема «Полиция Сьеры».

Я завизжала, как маленький ребенок, впервые увидевший море, и повисла у Александра на шее. Кажется, мы обнимались.

Нас заметили, флайер пошел на снижение. Мне казалось, что я еще в жизни не была так счастлива и не видела ничего прекраснее этой спускающейся с неба машины.

Флайер еще находился в метре от поверхности, когда его боковая дверца открылась, и в проеме показался Эшли. Растрепанный, в помятом костюме и залегшими под глазами темными кругами. Ему тоже непросто дались эти двое суток.

Он спрыгнул вниз, не дожидаясь полного снижения аппарата, и побежал к нам, и в этот момент я была готова простить ему все смертные грехи.

По законам жанра нам следовало бы броситься к нему навстречу, но последние силы уже были только что потрачены. Поэтому мы с Тайлером стояли рядом и просто ждали.

Александр приобнял меня одной рукой.

— Я же говорил, не дрейфь, сестренка, — пробормотал он, улыбаясь.

— Больше никогда не называй меня сестренкой, — с фальшивой злостью зашипела я.

— Хорошо, я буду звать тебя старушкой.

И я все-таки ткнула его кулаком в бок.

* * *

Мне ужасно хотелось есть и пить, но эти зловредные врачи не давали мне много ни того, ни другого. Я засыпала и просыпалась, кажется, у меня началась лихорадка. «От перегрева», — слышала я чей-то голос, но так и не смогла определить, кому он принадлежит. Снова засыпала и просыпалась, получала свою порцию воды и жидкой пищи и опять засыпала.

Когда я проснулась в очередной раз, я чувствовала себя намного лучше. Осмотрелась: обычная больничная палата, должно быть, все еще на Сьере. В помещении никого не было, но противный медицинский прибор запищал, оповещая кого-то о моем пробуждении.

— Выключите, — взмолилась я, вбежавшей медсестре, и невыносимый звук стих.

Девушка в белом халате измерила у меня температуру, проверила пульс, разбинтовала бедро, нанесла новую порцию мази и снова наложила повязку.

Я вообще напоминала себе мумию, бинты на бедре, на лодыжке, на локтях, даже на пальцах ног. Как выглядело мое лицо, по правде говоря, я даже не хотела знать.

— Где я? — боже мой, какой скрипучий голос.

— В больнице, не волнуйтесь, — получила я весьма информативный ответ.

Люди, я перегрелась, а не умом тронулась, понятное дело, что я в больнице!

Но девушка оказалась не из болтливых, еще раз проверила все приборы, попросила не волноваться, мол, мне это вредно, и просто-напросто сбежала.

Я снова осталась одна, лежала и злилась. Потом, несмотря на боль во всем теле, решила подняться. Не хотят объяснять, так я сама встану и все выясню.

Но стоило мне спустить ноги с койки, как дверь отворилась. Я вздрогнула.

— И куда это ты намылилась, а, моя старушка?

Я зашипела, как голодная змея:

— Еще раз так меня назовешь…