Бессмертный

Нет, нет!.. Без сомнения, это была она. Я сто раз мог убедиться в верности моего взгляда в подобных наблюдениях, и, если вспомнить ошибки моей молодости, нетрудно предположить, что несколько знаю женщин. Мало кто так умеет мысленно раздевать этих прелестных кукол. Я почти никогда не ошибался и должен признаться, что был жесток и бессовестен в моих наблюдениях.

Да, это были те же роскошные формы, то же изящество, которое не побоялись изобразить на слоновой кости. Грация ее походки, прелесть движений указывали на зрелость форм, заставлявших забывать девственную красоту. Колени, которые теперь скрывало платье, я видел непокрытыми в ложе Изиса. Но что меня волновало и смущало более всего – это убеждение, что медальон князя был сделан не без модели.

Итак, дело было выиграно. Оставалось только узнать, какую цель преследовала графиня, чье положение заставляло обходиться с ней осторожно.

У Лоренцы по этому поводу была странная идея, которую я похитил у нее во сне. Однажды мы ночевали в Версале, у прекрасной Жанны, которая имела маленькое помещение в замке. Нам дали постель, где графиня спала ночь перед этим.

Нервы моей жены настолько чувствительны, что она долго не могла успокоиться в чужой постели, и мне никак не удавалось успокоить ее. Вдруг она заговорила со мною с закрытыми глазами. Лоренца видела во сне, как Жанна снимает корону с Мирны и надевает ее на себя. Я не осмелился продолжить этот опыт, немного испугавший меня.

Тем временем в Париже жена сильно беспокоилась обо мне. Де Роган был у меня и ждал.

«Не пройдет и месяца, как я стану первым министром», – сказал он, сияя больше обыкновенного.

Не мое дело было разубеждать его. Я оставил их с Лоренцой и ушел к себе в кабинет, чтобы написать барону Вейсхаупту.

Вскоре мне доложили о приходе отца Лота, виденного мною два или три раза у графини Валуа. Это толстый, малоподвижный, добродушный монах, ум которого, однако, был довольно хорошо развит, и который, по милости де Рогана, добился случая сказать проповедь перед королем. Даже помню, что по этому поводу графиня привела меня в отчаяние, заявив, что он проповедует, как туфля.

Достойный отец вошел и, убедившись, что мы одни, сделал масонский знак, после чего я протянул ему руку.

– Нас обманывают, – сказал он, – так же, как и де Рогана. Берегитесь, чтобы такое важное дело не окончилось простым скандалом, который обрушится на нас и не принесет никакой пользы.

Затем он жестом попросил меня молчать, снова обретя свои тяжеловесные манеры, простился и вышел.

Я побежал к Лоренце и де Рогану, удивленному, видя меня так скоро.

– Князь, – поспешно спросил я, – какие несомненные залоги милости дала особа, которая вам так дорога?

– Во-первых, вот этот, – он поднял руку к медальону, висевшему у него на шее. – А затем, что мне вам еще сказать? Улыбки, незаметные знаки, в которых, тем не менее, нельзя ошибиться.

– Очень немного, – отвечал я. – Берегитесь какой-нибудь западни или ошибки. Вы знаете, что я угадываю будущее; выслушайте меня. Вам следует потребовать с ней свидания…

– Это неслыханная дерзость.

– Счастье благосклонно к смельчакам. Точно так же она должна написать вам. Требуйте этого.

– Я буду повиноваться, дорогой граф.

– Надеюсь, этот совет останется между нами?

– Даю вам слово.

Князь простился, а я сказал жене:

– Лоренца, знаешь, я предвижу, что нашей маленькой графине скоро предстоит большое затруднение.

– О, – сказала Лоренца, – почему? Меня очень удивляет, что ты такого хорошего мнения о королеве, несмотря на то, что знаешь женщин вообще.

Глава VII О разговоре, который я имел в экипаже с де Роганом, и о выводе, который я из него извлек

Я выходил с Лоренцой из ложи Изиса, где мы только что посвятили еще тридцать шесть желающих. Что меня поражало более всего – это множество красивых женщин во Франции, хотя нельзя было хорошо разглядеть их лица: из ста посвященных в наше дело, думаю, не больше четырех были плохо сложены.

Оставив храм, мы сели в свой экипаж. Оказалось, что там нас уже ждал кардинал де Роган. Насколько можно судить при свете фонарей, он сиял и в то же время был полон торжества, как человек, владеющий какой-то великой тайной. Кардинал почтительно поцеловал мне руку и раскланялся с Лоренцой со смущением, которое я рассеял одним словом.

– Она нас не услышит, – я прикоснулся пальцем ко лбу жены.

– Хорошо, – сказал он, в то время как экипаж тронулся. – Я повиновался вам и имел успех.

– Она написала вам?

– Да, у меня есть письма.

– Князь, вы были избраны для великих дел. Я очень счастлив, потому что люблю вас. В происходящих перед нами событиях вас будет поддерживать неведомое могущество, не противьтесь ему и, пожалуйста, отбросьте ложную скромность. Как ваш Верховный Учитель, приказываю показать мне полученные письма.