Бессмертный

– Когда я поступила в Консьержери и на меня надели арестантское платье, я сказала аббату Тилле: «Господин священник, правосудие умерло; если бы оно существовало, то здесь, на моем месте, была бы королева, ибо все мое преступление заключается в том, что я слишком хорошо ей служила». Это было сказано в присутствии ста человек, которые, конечно, повторили мои слова. Тогда аббат Тилле получил приказание обходиться со мной уважительно.

– Это было снисхождение.

– Пожалуй, к моему секретарю также были снисходительны, так как он сознавался, что подделал почерк королевы, а его только изгнали. Разве безделица – подделать королевский почерк? Если бы он подделал почерк простого буржуа, его повесили бы. В прошлом августе мне сообщили о приезде посетительницы. Кто такая? «Госпожа де Ламбаль», – говорит мне наша надсмотрщица сестра Виктория. «Я не хочу ее видеть…» Этот ответ передают принцессе, но она настаивает и хочет во что бы то ни стало видеть меня. Сударыня, говорят ей, это невозможно. «Почему?» – «Потому что не госпожа Валуа здесь осуждена…» Это были только мои собственные слова. Я мечтала, ждала и, признаюсь вам, нисколько не сожалею о месяцах, проведенных в тюрьме. Не стану сообщать о тайном ободрении, доходившем до меня, о тех записках, которые меня просили забыть, о просьбах, которые я отклонила. Вы не поверите, но так оно и было… Наконец, одна бедная девушка, Марианна, служившая мне в тюрьме, так как со мной обращались там, как со знатной дамой, предлагает мне бежать. Я отказываюсь. Она настаивает. Тогда меня охватывает стремление к свободе, я соглашаюсь. Знаете ли вы, что принесла мне на следующий день эта девушка?

– Нет.

– Мужской костюм ценой в сто луидоров. Кто заплатил за это, неужели Марианна? Она не отвечает. Я одеваюсь, выхожу. Но, не зная коридоров, заблудилась. Встречаю набожную надсмотрщицу, которая делает вид, что не видит меня. В карманах костюма оказались деньги. Я подхожу к дверям, их отворяют. И кого же я вижу, подойдя к берегу Сены? Марианну, которая ждет меня, чтобы сопровождать.

– Неужели, графиня, вы думали, что у вас не было друзей?

– Извините, и то, что произошло, есть доказательство противного. Наконец, я еду в Лондон и жду здесь госпожу де Полиньяк.

– Госпожу де Полиньяк?

– Да, ее. Мы увидимся завтра.

– Каким образом компаньонка королевы могла оставить Париж?

– Для здоровья, она едет на воды.

– Для чего ей надо увидеться с вами?

– Она везет мне двести тысяч ливров. Меня предупредил об этом барон де Бретель. Вы знаете почерк принцессы Ламбаль? Читайте.

– Да, это действительно ее каракули. Тут говорится о бумагах, которые вы должны отдать взамен денег.

– И это причина моего посещения, – сказала она. – Угодно ли вам заплатить миллион за те бумаги, за которые мне предлагают двести тысяч ливров?

– Мне!.. Для чего?

– Для ваших друзей.

– Мне не дано никакого позволения, и, кроме того, хотелось бы посмотреть на двести тысяч ливров.

– Приходите завтра, вы их увидите.

И действительно, я их увидел. После отъезда герцогини Полиньяк графиня показала их мне на своем письменном столе. Об этом можно думать что угодно. У женщин всегда есть задние мысли. Когда я хотел уйти, Жанна Валуа остановила меня. Она собиралась что-то сказать.

Заставив меня поклясться, что я знаменитый доктор, она, краснея, разделась до пояса. Этот демон был скромен, как невинная девушка. Она просила меня ни больше ни меньше, как уничтожить ужасное клеймо, которым ее отметили.

Я долго глядел на него. Ее грудь приняла прежнюю форму. Это было в одно и то же время ужасно и прелестно.

Я поцеловал клеймо и сказал:

– С этим нельзя сделать ничего более.

Два года спустя Жанна Валуа выбросилась из окна. Одна из ее лилий стесняла ее… Легко угадать, какая.

КНИГА ТРЕТЬЯ РИМСКАЯ ЦЕРКОВЬ

Глава I, в которой я решаюсь сделать глупость

– Жозеф, – сказала мне однажды Лоренца, – твоя Англия погубит меня. Ее туманы давят. Я хочу уехать.

– Как хочешь, моя дорогая, куда же мы отправимся? Мир полон предрассудков. В прошлом году я хотел разбить нашу палатку в Турине; король просил меня оставить Пьемонт в течение недели.

– Я нисколько не дорожу Пьемонтом.

– И я также. Но когда мы с тобою скрылись в Ревередо, находящийся под властью Австрии, император Иосиф II остался этим недоволен и прислал сказать, что я ему мешаю.

– Что же, вернемся во Францию.

– У де Лоне и Шенона длинные руки. Я слишком много говорил о Бастилии.

– Может быть, в Палермо?

– У меня остались там неприятные друзья.

– Ну, так в Рим. Мне хотелось бы знать, что случилось с моей матерью и ее торговлей и попал ли Лоренцо на галеры.

– Разве время думать об этом? Не значит ли это прямо броситься в пасть католического волка?

– Однако, Жозеф, мы люди не без религии.

– Согласен, но Рим такое место, где надо быть очень религиозным. Подумай о папской булле, осуждающей масонов и приговаривающей их к повешению.

– Да… – сказала Лоренца.

– Затем следующая булла, изданная всего тридцать лет назад, уничтожает повешение…

– Ну, вот видишь…