Бессмертный эшелон

От выстрела танк дернулся, Гуля приложилась головой о бронированную перегородку и еле удержалась на ногах. Снаряд грохнул так, что их опалило жаром, а внутрь выбросило порцию едкого газа от порохового взрыва. Руслан вытянулся, вогнал снаряд в казенник, грохнул затвором и бросился к приборам наводки.

– Марк, короткая! – Прицел скользнул по черному боку, САУ с крестом на борту закрутилась, пытаясь уйти с линии обстрела.

Огонь! Гуля с грохотом уложила тут же новый снаряд в освободившийся казенник, горячая гильза отскочила ей прямо на ногу. Девушка ойкнула, но всем телом навалилась на тяжелый затвор, плечом упираясь в бронированный лист.

– Готово!

Выстрел! Бронебойный прилетел в корму подбитой самоходки, пробив броню и задев топливные баки. Перед Марком занялась оранжевая стена из пламени.

– Уходим, скажи, чтобы не стреляли! Я прорвусь под прикрытием огня.

Его слова Руслан тут же повторил в ТПУ, и танковый огонь как по команде затих, давая «тридцатьчетверке» обойти горящие машины противника, а потом повернуть к безопасной территории. И вдруг, вдохновленная танковой атакой, бегущими самоходками противника, поднялась из окопов пехота.

«В атаку! За Родину! За победу! За Ленинград!» – громкий крик, как лесной пожар, пробежал по цепочкам стрелков.

– Вперед, в атаку! Прикрыть пехоту! – Новый приказ комбата развернул все машины на сто восемьдесят градусов.

Советские стрелки, танкисты бросились в новое наступление, отчаянно, горячо, так, что и мысли не возникло об отступлении. Только вперед, только победа! Линия танковых групп сокрушила первые окопы, откуда стали разбегаться испуганные немцы, бросая оружие. Кто-то застыл с поднятыми руками, не в силах бежать от разъяренных русских воинов. За танками шли пехотинцы, прыгая в окопы, добивая поверженного врага, расстреливая противника из винтовок, забрасывая его гранатами. Грохотали взрывы, черный смрад пороха застилал все поле, кричали на двух языках, и вдоль новой советской позиции звенело, наливалось силой русское «Ура! Победа!».

Комбат Еременко шевелил пальцами, сжимая и разжимая их в кулак. Ему очень хотелось выпустить пар, накричать на экипаж танкистов, что застыл перед ним. Нарушили устав, нарушили приказ командования, устроили на поле самодеятельность! Но в трех метрах от него санитары грузили на полуторки на носилках его верного товарища, командира стрелковой дивизии Семена Реброва, с которым он прошел почти всю войну. Его, раненого, вытащила санитарка с поля боя с помощью отчаянного экипажа номер четыреста под прикрытием взвода Соколова. Гордей Иванович покосился на тяжело стонущего майора, окровавленного, но живого, перевел взгляд на девчонку лет семнадцати в огромном, не по размеру ватнике и сапогах, на понурого Омаева, хмурого Соколова и вздохнул:

– Ругать не буду, сами знаете, что так не делается. Армия – это дисциплина. Но и хвалить не буду, хоть молодцы, отразили атаку, удержали новую позицию. Ты кто, откуда? – обратился он к Гуле.

– Рядовая Азамаева, вторая санитарная рота сто сорок пятой дивизии. Это я виновата, не могла товарища майора бросить. Я нарушила приказ.

– Спасибо тебе, – он вгляделся в лицо девушки. – Тебе сколько лет?

– Семнадцать, – черные глаза блестели на грязном личике.

Гордей Иванович почувствовал, как душит горло от подступающей боли. Семнадцать, как его дочери, что не видел уже три года, не получал ни весточки с тех пор, как их с матерью эвакуировали. Он махнул рукой, говорить сил не было совсем. Несколько часов ожесточенного кровопролитного боя, в котором погибли тысячи людей, и эта девчонка, почти ребенок, что кинулась спасать из-под пуль его умирающего друга. Горло сдавила будто железная рука Да за что он их должен ругать, выжили и других спасли из смертельной мясорубки! Комбат провел рукой по девичьим волосам в тугих косах, покрытым коркой грязи:

– Иди, иди, покушай, отдохни, ты молодец. Иди, дочка. Свободны, товарищи. Отдыхайте, завтра снова в бой. Готовьтесь, – и он побрел к эшелону с пострадавшими, не видя ничего от пелены перед глазами.

Гуля растерянно оглянулась на танкистов, но Соколов только кивнул ей – можешь быть свободна. Они все вдруг поняли, что невероятно устали, гудело от напряжения все тело, кожу щипало от грязи, разводов мазута, гари, одежда морозила кожу впитанной влагой. Алексей махнул рукой в сторону дымков кострищ:

– Ужин и отбой, идем, Руслан.

Но Омаев, хоть и держался из последних сил на ногах, упрямо покачал головой:

– Вы идите, товарищ командир, я догоню.

Они застыли вдвоем друг напротив друга, Гуля робко подняла глаза:

– Спасибо, ты спас меня, спасибо.

– Пойдем, я провожу тебя, – выпалил вдруг смуглый паренек и от волнения вцепился обеими руками в пряжку ремня.

Гуля кивнула и зашагала молча в сторону окопов, сил даже на разговоры не осталось. Но через пару сотен метров вдруг расхохоталась, засияв белыми зубами:

– Это ты что, ухажер мой, как будто мы просто парень с девушкой? Будто не на войне, а после танцев возвращаемся?