Бессмертный грех

И он ни разу не позвонил ей. Хотя телефон искушал его ежедневно и ежечасно. Глядя на телефонный аппарат, он чувствовал себя голодной собакой, перед которой хозяин кладет кусок мяса и приказывает: «Не трогать!» Не трогает, хотя весь мир сужается до этого вожделенного кусочка. Не трогает, но думает только о том, когда же разрешат.

Телефон все время попадался ему на глаза и призывно поблескивал пластиковыми боками. Даже когда он приводил в номер буфетчицу Анжелу — теплую, уютную и неправдоподобно глупую (осенняя женщина) — и с ее помощью избавлялся от изнуряющих мыслей; даже в те моменты, когда она, томно раскинувшись на неудобной гостиничной кровати, говорила: «Иди ко мне, милый», он смотрел не на нее, а на телефон.

Но, вернувшись в Москву, он сразу помчался к ее дому — просто посмотреть. Нет, не просто. Он надеялся, что месячная разлука поможет ему взглянуть на нее другими глазами. Он хотел увидеть ее заново и разочароваться. Он представлял себе: вот сейчас она выйдет из дома, пройдет по двору, сядет в машину — и все будет кончено. Он очнется, придет в себя и скажет: «И только-то? И вот из-за этого такой сыр-бор? Дурак же я, дурак». Он был почти уверен, что уйдет из ее двора свободным человеком.

Она вышла из подъезда — и у него перехватило горло. «Дурак же я, дурак! Где ж я столько времени шлялся? Зачем?»

Он почти силком затолкал ее в машину, привез к себе и не отпускал четыре часа.

— Я не могу без тебя, — говорил он совершенно искренне. — Не могу!

— Верю, верю, — смеялась она, — ни разу не позвонил за весь месяц.

— Я совсем без тебя не могу. Я задыхаюсь.

— Все, я уже с тобой. — Она гладила его по голове, целовала в глаза. — Ты просто слишком долго был один и очень проголодался.

— Да! Да! Да! Да!

Если бы в этот момент его спросили: «А как же Анжела? Не она ли ежевечерне утоляла твой лютый голод?» — он бы наверняка удивился: «Какая Анжела? Кто это?»

А потом она, быстро глянув на часы, жалобно сказала:

— Ну все, мне пора.

И тогда он, испытывая какое-то странное острое удовольствие от собственной слабости и от собственного поражения, сказал немыслимое:

— Ты должна уйти от мужа. Я этого хочу.

Он предложил ей то, чего не предлагал ни одной из женщин. Он бросал этот подарок к ее ногам и ждал благодарности. Да, благодарности. Он думал, что сейчас она заплачет от счастья, а он будет губами собирать слезы с ее лица: «Это же так просто и понятно — я люблю тебя, ты любишь меня, вот и все».

Но получилось не так, совсем не так. Она отшатнулась, посмотрела на него испуганно и сказала: