Бессмертный мятежник

"Ага, это уже что-то". Демид начал потихоньку отдергивать и задергивать штору – линия каждый раз раздраженно реагировала на изменение освещенности. Демид вспомнил, как он ремонтировал кубик Муркулюка и попробовал заставить линию уменьшить свою толщину. Свет сразу померк в глазах Демида, словно в комнате приглушили освещение. Через некоторое время сетчатка адаптировалась к новому состоянию и Демид обнаружил, что видит так же, как в старые добрые времена – до того, как он приобрел способности Защитника. Солнечный свет уже не резал глаза, но после стольких дней обостренного зрения Деме показалось, что он полуослеп. Он регулировал линию снова и снова, в конце концов оставив приблизительно три единицы против обычной для человека одной. Этого было достаточно, чтобы читать газету на расстоянии двадцати метров, но после перенесенного мучительного сверхзрения Демид просто наслаждался мнимой близорукостью.

Затем он опытным путем выяснил расположение линий, соответствующих остальным органам чувств, и привел их в порядок. Все элементы каркаса, отвечающие за состояние органов чувств, были равномерно утолщены, и Дема уменьшил их толщину в два раза. Теперь он оставался втрое более восприимчивым, чем обычный человек, но после двухнедельных мук переносил это безболезненно.

Больше времени ушло на регулирование силы. В качестве теста Демид выбрал щелчок по доске. Вначале деревяшка разлеталась под его пальцами вдребезги, но после получаса пыхтения и ежеминутного заглядывания в зеркало Дема кое-как справился и с этим – ценою распухшего и посиневшего ногтя. А потом положил зеркало в карман и хлопнул по нему.

– Все. Пока все.

Демид понимал, что это только первый этап, маленький шажок в познании своей новой сущности. Но он был рад почувствовать себя победителем – хотя бы на минуту.

* * *

– Привет компьютерным гениям! – Демид вошел в уютную комнату, декорированную висячим табачным дымом. На стеллажах ютились компьютеры – преимущественно в разобранном виде. Внутренние органы вычислительных машин были выставлены на полках как в анатомическом музее: винчестеры с подклеенными бумажками, аккуратные обломки клавиатуры, картриджи с высунутыми в изнеможении языками серой истертой ленты, зеленые прямоугольники плат, истыканные золотистыми иголочками контактов. Не хватало только заспиртованного эмбриона компьютера в банке с надписью: "Врожденное уродство, недоразвитие сопроцессора и контроллера".

Один из компьютеров, как ни странно, находился в целом виде и даже работал. За ним восседал хозяин комнаты – человек лет тридцати трех, могучей комплекции и весьма интеллигентной наружности. На правильном его носу германской конфигурации сидели тонкие блестящие очки, лоб был высок, а довольно твердый подбородок придавал открытому лицу достаточное количество мужского обаяния и внешней уверенности в себе.

– О, привет, Демид! Вот уж кого сто лет не видел, – хозяин комнаты развел руками. Улыбка его была тоже отмечена знаком качества, как у Билла Клинтона – не хватало только пары коренных зубов. Демид уважал этого человека. Он знал, что за преуспевающей и открытой внешностью прячется ранимая и малоконтактная натура. У Вадима (так звали специалиста по компьютерам) было много знакомых, но мало друзей. Демид так и не стал одним из них – не то что бы не был допущен, просто не хватило времени как следует побеседовать с этим человеком, выпить с ним бутылочку коньяка, поговорить о каких-то неповерхностных проблемах.

– Привет, Вадим, – Дема присел на стул и исподтишка глянул на экран. Изображение моргнуло и моментально исчезло, сменившись бессмысленной таблицей. Но Демид все же успел увидеть, что было на экране до этого -портрет самого Вадима. Очень качественный портрет, между прочим.

– Рад тебя видеть, – Вадим закурил сигарету. – Ходил тут слух, что тебя покалечили. Или даже убили. Застрелили.

– Слухи, как всегда, врут. Сколько раз уж меня убивали, и сосчитать не берусь. Такое впечатление, что все ждут не дождутся выпить водочки на моих похоронах и покушать гречневой кашки. Черта с два! Помирать я пока не собираюсь. Просто у меня, как обычно летом, отпуск. И, как обычно, в отпуске я занимаюсь тем, что наживаю неприятности на свою задницу. А потом весь год их расхлебываю.

– Ага.

– Ты как всегда, нелюбопытен? Молодец, Вадим, удивляюсь твоему спокойствию. А наши бабенки все извелись бы от любопытства! Даже на кафедру боюсь заходить – боюсь, что сожрут меня с потрохами, если не выдам все подробности. Будут потом неделями мои косточки перемывать и обсасывать – с кем я, где, когда и зачем.

– Да мне, честно говоря, некогда. Мне бы с работой успеть справиться. Я ведь один остался. Светлана в отпуск ушла. Бегаю по этажам галопом. Такое впечатление, что все компьютеры в институте разом сломались. По ночам уже черт знает что снится!

– А Труфанов?

– Уволился. Месяц назад.

– Жалко. Вроде бы, неплохой мужик был.

– Ну, это как сказать… Некоторые разногласия у нас с ним были.

– Творческие?

– Сачок он был. Но такой, знаешь… с амбициями.