Бессмертный полк. Истории и рассказы

До войны наша семья проживала в Петроградском районе на улице Большая Зеленина, дом 31/1. Папа мой умер перед самой войной от бронхиальной астмы. А мама, Белкова Ефросинья Ивановна, пережила только первую блокадную зиму, она умерла от голода на моих руках весной 1942 года. Мы с подругой Ниной Буркиной завернули ее в одеяло и на саночках отвезли в морг под открытым небом, который располагался на ул. Малая Зеленина. Это был склад около школы, в которой потом училась моя дочь. Трупы грузили на машины-пятитонки. Сверху их накрывали брезентом: нагрузят и везут в братские могилы, а они стучат друг о друга… Мороз был в ту зиму лютый. Хорошо хоть восьмилетнего брата Валерия удалось отправить с детским домом в Сибирь. Этим мы сохранили ему жизнь.

Когда только началась блокада, хлеба нам с мамой давали по 125 граммов, как иждивенцам и служащим. И, чтобы его купить на карточки, надо было уже с 6 часов утра стоять у булочной. Крупу тоже давали по карточкам. Часто мы грызли ее сырой – не могли дождаться, пока сварится. А мороз доходил до 40 градусов, никакая одежда не могла согреть. За водой ходили на Неву с бидончиком. По льду добирались до проруби, а берег был высокий, ползком выбирались наверх. Бывало, упадешь, разольешь воду и снова карабкаешься со слезами на глазах. На улицах Ленинграда, даже на Невском проспекте часто попадались вмерзшие в лед покойники. Я сама однажды ранним утром на Малой Зелениной наступила на женщину с распущенными волосами. Она была запорошена снегом, солнце еще не встало, поэтому я не сразу ее и увидела…

В первую блокадную зиму главным и полезным предметом интерьера стала буржуйка – такая печка, труба которой выходит в форточку. И если кто не имел такой буржуйки, то группировался с другими семьями. Вот и я какое-то время жила на 17-й линии Васильевского острова у жены моего дяди Феди (это брат мамы, он потом погиб на фронте). У них была буржуйка: мы жгли стулья, столы, все что могло гореть. Однажды Лена (жена дяди) забрала у меня все вещи и выменяла на хлеб. Мне не в чем было выйти на улицу…

Когда я вернулась домой на ул. Большая Зеленина от родных с Васильевского острова, было уже тепло. Город был завален нечистотами. Немцы думали, что, если мы не умерли от голода и холода, то умрем от эпидемии. Но была введена трудповинность. Вывели нас, полудохлых, на улицы скалывать лед с нечистотами. С большим трудом, но все расчистили, убрали, вывезли. Солнышко обогрело, все высушило, и мы стали оживать. Копали огороды во всех садах и скверах города, сажали зелень. Открыли бесплатные столовые (денег не было), где мы могли съесть хотя бы тарелку горячего супа. А потом пустили первые трамваи. И это казалось настоящим счастьем для изможденных людей!

Комсомольский полк

Но лично для меня весна 1942 года сулила большие проблемы. Я осталась совсем одна. И, скорее всего, тоже за мамой ушла бы на тот свет, если бы чудом не попала в Комсомольский полк противопожарной обороны Ленинграда. Для многих бойцов того полка попасть туда значило буквально – ВЫЖИТЬ. Всех сразу поставили на довольствие и обеспечили бесплатным пайком. Жили мы на казарменном положении, я была командиром отделения. Ходили в Старую Деревню ломать деревья, разбирать дома: надо было чем-то отапливаться. Тогда ведь в Ленинграде люди жгли все, что горело, дров нельзя было достать. И мы доставляли их в город, снабжали население.

Когда были налеты, дежурила на посту в Доме культуры «Промкооперации» (теперь ДК им. Ленсовета). На чердаках стояли бочки с песком и водой для тушения зажигательных бомб. Мы их тушили и зарывали в песок. С крыши часто наблюдали, как горел город. Сердце сжималось от боли! Нас тоже привлекали к тушению. Помню, как однажды горел «Печатный двор» на Чкаловском проспекте. Книги горели!!! А нам, бойцам Комсомольского полка противопожарной обороны, было по 17–18 лет, мы еще ни с чем таким не сталкивались. А тут сразу все ужасы войны… А еще нас отправляли на кладбища зарывать покойников – через весь город пешком. Трамваи стояли во льду, света не было (провода оборваны). Шли до кладбища с лопатой на плече (она казалась такой тяжелой!). Думали – не дойдем, останемся там вместе с покойниками, но откуда-то брались силы, и каждый раз мы возвращались обратно в казармы.

Александра Георгиевна Кукушкина. 1943 г.

…Мы быстро научились ничего не бояться. Весь город в войну был перерыт щелями – это небольшие бомбоубежища, вырытые в земле, как доты. В них жители прятались при артобстрелах. У каждого из нас был пропуск, разрешающий нахождение на улицах во время артобстрелов, и даже можно было не залезать в эти щели. Молодые, гордые, нам хотелось показать друг другу, какие мы храбрые, ничего не боимся. Смело так ходили под бомбежками. И только страх перед голодом был непобедим.