Бессмертный полк. Истории и рассказы

Осенью 1941 года мне было шесть лет и многое важное я пропустил мимо себя. Зато артобстрелы, бомбардировки и ужасающий голод с холодом легли в память на всю жизнь. Я видел в окно, как горел Гостиный Двор, как почерневшие, истощённые блокадники везли на саночках своих родных в сторону кладбища, стояли в очереди за крошечной пайкой того, что называли тогда хлебом.

Отец всячески пытался помочь нам. Как сейчас помню, как нам передали бутылочку с чем-то и папину записку:

«Дорогие! В бутылке масло. Возможно – моторное. Я попробовал и если не помру в ближайшие пару дней, то употребите. П.» Почему я запомнил эту малозначащую бутылку, да потому, что в те дни появление в доме любого продукта, делало нас счастливыми. Отец понимал, что мы на грани смерти и во имя спасения семьи однажды пошёл на служебное нарушение: В тресте погрузили на дряхлый ГАЗ военную продукцию и поручили отцу передать её в действующую армию, за Ладогой. В феврале 1942 года в области стояли жесточайшие морозы. И если лёд на озере был весьма крепким, то фашистские авианалёты и артобстрелы создавали множество воронок. Вследствие этого ночное передвижение транспорта (Днём транспортировка походила на смертельный номер.), при минимальном освещении, тоже напоминала гибельную лотерею. Водители двигались с открытыми дверцами машины, чтобы успеть выскочить на лёд, в случае попадания машины в воронку. Перед отъездом папа направился попрощаться с нами и во дворе встретил знакомого. Этот сосед до войны работал в гастрономе и, видимо, запасся продуктами. Узнав, что отец едет за Ладогу, «коммерсант» взмолился:

– Стасенька, вывези меня с семьёй за Ладогу!

Отец объяснил ему, что подобное запрещено, да к тому же весьма опасно. Тогда сосед пообещал оплатить вывоз семьи продуктами, и папа «сломался». Перед выездом мы получили от соседа крошечный пакетик риса, полбаночки засохшего варенья и малюсенькую банку шпрот. Весь этот набор я помню досконально и буквально ощущаю вкус супа, который сварила мама: В кипяток она положила лавровый лист, высыпала две рюмки риса и перед употреблением запустила две шпротинки.

– Японский суп! – объявила и украдкой заплакала.

Ночью они удачно форсировали Ладогу, но в Кабоне творилось невообразимое: Сотни машин скопились в этом эвакопункте и водители требовали, чтобы их пропустили в первую очередь. Офицер с красными глазами пытался навести порядок в этом скопище машин.

– Старче! – неожиданно обратился он к отцу. – Если не посплю хотя бы часок, – я покойник. Сядь у дверей и никого не пускай. Я тебе два сухаря дам! «Старче!» (Ему было 45 лет!) выполнил здание.

– У меня никогда не было более приятной зарплаты – говорил отец, спустя много лет. Он сдал военным продукцию треста, но не помчался обратно сразу. Понимая, что в Питере его ждут голодная семья и сослуживцы, хоть с какими-нибудь продуктами, он бросился в «коммерцию». У военных он просил, с местными жителями менял что-то из вещей на мороженную картошку и даже выпрашивал съестное для блокадников у местного начальства. В Ленинград он вернулся очень во время: мы уже просто лежали в ожидании смерти в промёрзшей комнате. У мамы и брата не было сил, чтобы поколоть мебель для «буржуйки».

Те пять килограмм картошки и диск замороженного молока не только отвели смерть, но и вселили надежду на спасение.

Потом пришла весна, стало чуть-чуть легче, да и отца назначили директором маленького завода, производившего катушки для связистов. Связной бежал от одного штаба к другому, а на спине у него с катушки разматывался кабель. Прибежав, он докладывал: – «Товарищ капитан, связь есть!» Вот такие важные катушки выпускал папин завод. Единственный раз, когда я был на этом заводе, запомнился тем, что отцу непрерывно приходилось решать вопросы, отдавать приказы и требовать их исполнения. Он постоянно курил «Беломор», прикуривая от зажигалки, выполненной из гильзы крупнокалиберного патрона.

Я не знаю, сколько времени отец прослужил там, но вскоре он был отозван на крупный завод – «Красная Заря», выпускавший для фронта вроде бы пулемёты. (В этом я не уверен, но спросить не у кого.) Жили мы тогда с папой в служебной коммунальной квартире рядом с заводом. Отец уходил рано утром, возвращался к ночи, но периодически заскакивал домой – убедиться, что я сыт и делаю уроки. По воскресеньям папа тоже шёл на завод, захватив меня с собой. Он делал какие-то записи, осматривал оборудование, а я бродил по цеху, разглядывая диковинные (для меня) станки и трансмиссии.

Отвлекусь. В 1944 году в Ленинград прибыл с фронта мамин дальний родственник – Михаил С. Этот красивый молодой парень выделялся тем, что на груди сверкала «Золотая Звезда» Героя Советского Союза. Прибыл Миша поступать (!) в Высшее военно-морское училище им. Фрунзе. Совсем не помню его рассказа о своём подвиге.

Я ни на минуту не сомневаюсь, что Мишин подвиг был достоин столь высокой награды. Вот только сейчас я понимаю, что миллионы работавших в тылу, в невыносимых, как правило, условиях, есть тоже герои ВОВ.

\С папой. 1947 г.