Бессмертный полк. Истории и рассказы

В 1950 году, за достижения колхоза в годы Великой Отечественной войны его преемнику Н. Г. Калину и двум свинаркам колхоза А. Н. Грачевой и А. А. Папуриной были присвоены звания Героя Социалистического труда. Жители района до сих пор уверены, что одно из званий должно было быть присвоено Родичеву, но к тому времени Михаил Николаевич, сильно подорвавший здоровье во время войны, уже умер. Он скоропостижно умер от сердечного приступа 14 сентября 1947 года.

О большом уважении к личности Михаила Николаевича свидетельствуют фотографии с его похорон: главная деревенская улица была заполнена теми, кто пришел проститься и проводить его в последний путь. Это были простые колхозники, жители самых отдаленных деревень и соседних колхозов.

Максим Родичев

Стахановке – ложку каши

За три дня до начала самой кровавой войны минувшего века – Великой Отечественной – Надежда Андреевна Ласточкина окончила школьную семилетку. И не какую-нибудь, а ту самую – на Невском проспекте, 14, где ныне висит мемориальная доска с надписью «При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна». Свидетельство об окончании школы № 210 датировано 19 июня 1941 года.

«Умирать будем здесь»

Учиться дальше Надежда не могла: отец умер перед войной, и на руках у мамы остались четверо детей, причем Надежда – самая старшая. Самому маленькому (брату) – 7 лет, сестренке – 10, братишке – 13.

«Жила наша семья напротив Строгановского дворца, – рассказывает Надежда Андреевна, – в коммунальной квартире на углу Мойки и Невского проспекта. 14 лет было мне в июне 41-го. В школе сразу же организовали госпиталь. Колонны призывников шли по Невскому для отправки на фронт, за ними бежали провожавшие – родители, жены, дети».

Маму вскоре отправили под Лугу – рыть окопы. За старшую осталась Надя, умевшая делать по дому всё.

Кто-то в Ленинграде готовился к эвакуации, но мама Надежды сказала: «Умирать будем здесь. Родни у нас нет. Никому мы не нужны».

По законам военного времени

Вдруг – повестка из военкомата для Надежды (в июле ей исполнилось 15): «По законам военного времени вы считаетесь мобилизованной, следует явиться на сборный пункт: Фонтанка, 36». Ей выдали направление на работу в ГОМЗ (оптико-механический завод, позже – ЛОМО) токарем.

«Думала я тогда, – вспоминает Надежда Андреевна, – что токарь – от слова «ток», поскольку ударить током может во время работы. Девчонки-то чем увлекались? Шили, вышивали, стихи читали… А пришлось делать детали со сложной резьбой для самолетов. Поставили нас в цех, где трудились мальчишки 16–17 лет из разных городов и деревень, в том числе из Белоруссии – они на год раньше пришли учиться в ремесленное. Учили нас работать, помогали (мастер-то один на весь цех), а жили мы в общежитии. В первую же блокадную зиму все приезжие пацаны умерли от голода: хлеб у них и воровали, и отбирали прямо на улице. Штабелями погрузили трупы на машину, а мы, девчонки, стояли и плакали, будто с родными прощались. Их увезли, мы же пошли в прачечную стирать оставшееся вшивое постельное белье.

Бомбежки, звук немецких «мессершмиттов», сбрасывающих бомбы, ленинградцы не забудут, кажется, никогда…

Сначала-то мы бегали в бомбоубежище, подвалы, а потом перестали. Однажды разбомбило подвал на углу Невского и Садовой. Повредило водопровод, и люди просто утонули, погибших было много. И потому мы боялись укрываться в подвалах».

Однажды пришли юные работники на завод, а его нет – разбомбило. Разбирали завалы до позднего вечера. С 6-го этажа спускали покойников, по 2–3 подростка несли каждый труп. Машины свозили их на Пискарёвку, там во рвах закапывали. Из семьи ходила на такую работу одна Надежда – шинель до пят, ботинки, папина шапка. Брат – несовершеннолетний, мама трудилась в другом цехе. Зато дома топили буржуйку, кипятили на ней воду.

Суп из… тряпки

Маме и Надежде выдавали паек по карточкам – 250 г хлеба, дрожжевой суп… 125 граммов хлеба, половинку куска, Надя съедала во время работы, остальное разрезала на кусочки, и мама убирала в шкаф. По 125 г, по детской карточке, получали младшие брат и сестра, да еще разные добавки – к примеру, шоколад.

Как-то на три дня осталась Надежда без хлеба – украли карточку, девушка никому не сказала и чуть не умерла. В другой раз она на улице замерзла, начались галлюцинации – стало тепло. Очнулась, когда ее сильно трясла прохожая: «Ты умираешь!». Волоком поволокла и спасла.

Зимой 1941–1942 годов Надежда точила снаряды для «катюш», смена – 12 часов, с 8 утра. В день следовало выточить 60 снарядов. Она же умудрялась норму перекрыть.

Надежда Андреевна Ласточкина

«Как стахановке в столовой мне дополнительно выдавали ложку каши, которая была тогда на вес золота, – вспоминает Надежда Андреевна. – Нам, голодным, казалось, что самая вкусная и сытная каша – гороховая, ее можно и на хлеб намазать. Мечтали: вот кончится война – наедимся!