Я откровенно боялась вызовов от Севы. Когда в листочке с адресами не было его фамилии, я благодарила Вселенную.
Ещё через пару недель Севе понадобился обезбол. Сразу наркотики. Трамадол его не взял, а НПВС он ел, как конфетки.
Сева лежал и стонал. На его похудевшем животе, где-то в районе печени, выделялся мощный метастаз, чуть ниже – ещё один. Периодически Сева впадал в беспамятство, иногда – рычал и агрился, иногда – приходил в себя и отчаянно просил снять боль.
Только тогда, уже будучи в почти бессознательном состоянии, он согласился прикрепиться к нашей поликлинике.
Его прикрепления хватило на одну выписку мо**ина.
Больше Сева не мучился.
Этот загадочный и страшный случай до сих пор снится мне по ночам. Даже спустя десяток лет перед глазами то и дело встаёт образ весёлого Севы у калитки, с опухолевым грибом на виске…
Кто знает, отчего заболевание приняло у него такую агрессивную форму?
Генетика? Может быть.
Иммунодефицит? Не исключено.
Просто не повезло?..
Иногда я думаю, что нужно было не оставлять его в покое, когда появился первый "апельсин".
Потом понимаю, что в тот момент уже было поздно.
Старый дом так и стоит у голого палисадника: покосившийся, мрачный, с пятнами фисташковой краски на фасаде.
В бурьяне неподалёку тонет старая Севина машина.
Теперь там никто не живёт.
Будем ждать исхода
Последнее субботнее дежурство перед отпуском.
Городские улицы жадно впитывают солнечные лучи. На асфальте танцуют первые жёлтые листья… Воздух прозрачен, а небо сияет приторной голубизной. Грустная пора увядания и дремоты взяла верх.
Перед выходными что-то непременно идёт не по плану. То уйма вызовов, и ты мотаешься по подворотням до непроглядной темноты; то внезапное продление чьего-то больничного через врачебную комиссию на дому в семь вечера, то ещё что-нибудь интересное… Что уж говорить о последнем дне перед отпуском!
Однако, это последнее дежурство, вопреки сложившимся в медицинских кругах приметам, было чрезвычайно благодатным на вызовы. Активных не предвиделось вообще. Да и по 03 всего-то четыре штуки, и все рядом. И три из четырёх с пустяковыми диагнозами, вроде кишечной колики…
А вот четвёртый… хм!
Участок по соседству с моим. Бабушка восьмидесяти двух лет. Диагноз скоряков: "Острый аппендицит. Кишечная непроходимость".
Это как же так? Почему «скорая» бабулю с таким серьёзным диагнозом не забрала? Неужели сама не поехала?
И телефона, увы, нет. А то можно было бы всё расспросить и дистанционно наставить бабку на путь истинный… Рассказать, например, чем чреваты отказы от госпитализации в подобных случаях.
Двухэтажный старый дом в глубине переулка увит плющом. Снаружи чисто и даже помпезно: величественные окна, арки. Внутри – настоящая машина времени, в мгновение ока перетащившая в самое сердце старых добрых советских деньков. Общага коридорного типа, распахнутые двери комнат. Ободранный пол. Уютный запах жареной курицы перемежается смрадом плесени. По стенам, меж старых шкафов, которые, как и полагается, поставить некуда, а выбросить жалко, тянутся ретро-гирлянды из лука, утрамбованного в капроновые чулки. Краска на стенах местами облупилась, обнажив клетчатый остов.
В коридоре меня ловит женщина лет пятидесяти. Вежливая, учтивая. Говорит, что их участковый врач ходила к ним чуть ли не всю неделю, ибо «скорую» они вызывают ежедневно. Госпитализацию, спрашиваю, предлагали? Да, мол, каждый день предлагает, уговаривает! На вопрос, почему не поехали в больницу, даёт расплывчатые ответы не по существу. Мнётся. Провожает в комнату.
И вот она – больная. Послеинсультная бабуля. Понимает всё, но речи – нет. И не совсем «бревно»: с поддержкой ходит в пределах комнаты, естественные нужды контролирует, и не "под себя". Четыре дня назад, со слов дочери (коей оказалась вышеописанная женщина) появились боли в животе, перестали отходить газы и стул. Рвоты не было.
Осматриваю. Бабка стонет от боли. Живот вздут, напряжён, симптомы раздражения брюшины – как по учебнику. АД 90/60. Пульс 120. Понятно и ежу – спасать надо бабульку. Самостоятельно ничего не разрешится.
Объясняю это дочери. Начинаю писать направление на госпитализацию, достаю телефон… И тут же получаю в лоб: "Мы не будем госпитализироваться. Никуда я её не повезу!"
Объясняю ещё раз, доступным языком, чем дело кончится. Именно «кончится», а не "может кончиться". И снова получаю отказ.
– Ну это же невозможно с ней после операции там сидеть…
– У всех случаются трудности. Все же как-то справляются. В крайнем случае, можно сиделку найти. Тем более, что она и без этого у Вас немобильная.
– Ну… нет, нет. Ей всё равно уже 82 года.
– Всё понятно. Ну хоть отказ-то Вы мне напишете?
– Напишу, давайте.
Беру письменный отказ. Направление всё же оставляю. Рассказываю, какая страшная вещь – перитонит, как долго и мучительно от него умирают. Дочь спокойно выслушивает, хладнокровно отвечая: "Значит, буду ждать исхода". Настоятельно рекомендую вызвать «Скорую» и соглашаться на госпитализацию. Женщина снова отказывается.
– Поймите меня просто, я же с ней там после операции замучаюсь!