Бессмертный

За это время я не раз нажил и потерял состояние, хотя никогда не оставался совсем без гроша, потому что добросовестно клал в банк часть своего дохода. Через знакомых клириков Петрарка услышал, что во Флоренции есть банк, которым заправляет молодой, но способный человек по имени Джованни ди Бичи де Медичи, происходивший из старинного флорентийского рода. В этом Джованни мне нравилось то, что у него была репутация банкира, который сочувствует недовольной городской бедноте. Возможно, потому, что его отец не был богачом и кормил семью на деньги от полученного скромного наследства и от дохода, который получал, давая ссуды окрестным крестьянам. В Джованни чувствовалась народная закваска. На улицах Флоренции он был как дома, его любил народ, хотя его политических пристрастий не одобряла городская элита. В буржуазной Флоренции, где в почете были флорины, богатство считалось добродетелью, а бедность принято было скрывать и замалчивать. Я тоже восхищался, наблюдая, как этот умный и практичный молодой человек сумел расширить семейное дело, заведя фермы, занявшись производством шелка и шерсти и международной торговлей. Я часто через своих агентов отправлял во Флоренцию деньги, чтобы вложить их в банк Медичи.

Следуя совету Петрарки, я стал хранить деньги в банке, но в остальном поступал иначе. У меня не было желания засесть за ученье. Я присылал ему древние свитки, которые находил в Греции и Египте, но не читал греческих и римских авторов, как он настаивал в своих письмах. Мне нравились некоторые поэты, которые писали о любви, и я даже попробовал поучиться игре на виоле да гамба, но сам смеялся над своими попытками. Я практиковался в фехтовании и метании ножа у любого учителя с сильной и ловкой рукой и старался заводить знакомство с художниками и изучать их работы. Я решил, что когда-нибудь, когда вернусь во Флоренцию и женюсь, начну коллекционировать картины.

Я продолжал негласные розыски людей, у которых пропал когда-то сын, или таких, кто отличался необычайным долгожительством. Но никаких ответов пока не получил. Должен признаться, что я занимался этими розысками не слишком усердно. В тот легкий промежуточный период жизни я не хотел копаться в самом себе или своем происхождении. Такие вопросы вызывают слишком много беспокойства, в отличие от той простой жизни, которая наполнена погоней за удовольствиями и насыщением любопытства. Внезапно возникая вновь, они подталкивали меня вперед, как будто я мог заглушить их переездом в новый город и новым занятием.

Мне только и нужно было, что прибыльная работа да постоянное движение, потому что этого требовала моя врожденная неугомонность и потому что мой неизменно моложавый вид начинал вызывать пересуды, вопросы и даже пугал людей. Я выглядел двадцатипятилетним мужчиной, не старел, никогда не болел и любые раны заживали на мне так быстро, как несвойственно остальным людям. Я привык к мысли, что отличаюсь от других, — так было всегда, и я больше над этим не задумывался.

Однако окружающих смущали такие странности. И если я надолго задерживался в одном месте, неизбежно начинали ходить слухи. Сплетни обо мне привлекали внимание набиравшего силу, хотя и тайного, братства Красного пера, члены которого, казалось, находились повсюду. Это братство считало себя тайным оружием Священной римской инквизиции. Члены братства носили прикрепленное к одежде красное перышко и при встрече обменивались тайными знаками и жестами. Меня не оставляло ощущение того, что страх и стремление найти козла отпущения были гораздо заразнее чумы. Время от времени меня, где бы я ни был — в Риме, Вене или Париже, — находили, следя за слухами, стареющий Николо и его сынок Доменико, словно у них выработалось на меня такое же обостренное чутье, каким некогда обладал я на Бернардо Сильвано, но их чутье было направлено на меня и мое местонахождение. У нас случались опасные стычки, которые привлекали ко мне ненужное внимание. Я научился ускользать из города, как только там появлялись Сильвано. А потом начал покидать город, стоило только людям начать шептаться о ведьмах. Так я мог избежать столкновения с Николо, а потом и с его сыном Доменико.