Квартира Анны выглядела такой, какой я ее запомнил: разве что мебель в салоне была переставлена, а ковры заменены на новые. Я огляделся, обратив внимание и на то, что вместо крошечного аквариума в одном из углов комнаты теперь располагался настоящий особняк для рыб с разноцветным населением и зелеными водорослями, и присел в одно из кресел. Анна некоторое время стояла без движения, будто о чем-то размышляя, а потом заняла кресло напротив меня.– Хотел сказать тебе, что мне очень жаль… эта вся история с Джонатаном, – заговорил я. – Когда я увидел вас тогда на вокзале, то подумал, что вы отлично смотритесь вместе.
– Джонатан. – На пару секунд взгляд Анны стал пустым и прозрачным. – Он был хорошим мальчиком… пока с ним не случилось плохое .
– А… что с ним случилось? – спросил я осторожно.
– Это не имеет значения. Но мне было хорошо с ним.
– Уверен: лучше, чем со мной.
Эти слова сорвались с моего языка до того, как я вообще успел подумать об ответе. Анна подняла голову и посмотрела на меня.– С чего ты так решил?
– Обычно люди в здравом уме не меняют хорошее на плохое. Или я неправ?
– Ты, как всегда, глуп и импульсивен. Хочется верить, что ты когда-нибудь повзрослеешь.
Анна встала, подошла к моему креслу и, обойдя его, остановилась у меня за спиной.– Мы тогда оба были виноваты, – сказала она. – Если бы хотя бы один из нас был чуть гибче, мы бы не расстались. Мы бы всегда были вместе, Эдуард, понимаешь? Ты знаешь, что такое «всегда »?
– Тебе лучше знать.
– Всегда – это вечность , – продолжила Анна, будто не услышав моих последних слов. – И я бы не позволила, чтобы с тобой случилось что-то плохое … как это произошло с Джонатаном. Но он сам виноват! Вы все так нетерпеливы, торопитесь! Куда торопиться, если вам обещают вечность?
– А ты уверена, что Джонатан хотел вечность?
Она наклонилась к моему уху.– Все смертные хотят вечность. Что вы успеваете сделать за те семьдесят лет, которые вам отмерил этот ваш Творец? Набрать лишние килограммы? Постареть? Заработать деньги и пропить их? Вы живете для других, боитесь, как бы о вас не подумали плохого, как бы не испортить свою репутацию. Когда у тебя есть вечность, ты можешь жить для себя. Вечно жить для себя. Делать то, что ты хочешь. Вечная молодость. Возможность не тратить время на еду и сон. Вечная любовь.
– И вечный приговор убивать других для того, чтобы жить.
– Люди постоянно кого-то убивают. Войны, эпидемии, грабежи, революции. А что они получают взамен? Удовлетворяют свое тщеславие? Кому поможет, что твое имя войдет в историю? Вот жить вечно и видеть, как творят историю – это другой разговор.
– Если так, я предпочитаю прожить семьдесят лет и умереть, но знать, что моя совесть чиста.
Анна снова выпрямилась.– Умереть спокойно, – передразнила она. – Совесть ! Ваши рамки так узки. Для того чтобы умереть спокойно, нужно узнать жизнь. И узнать ее невозможно, пока вы трясетесь за сохранность собственного зада, боитесь заболеть, порезаться, сломать себе ногу или истечь кровью. А мы, – она положила руки мне на плечи, – в семьдесят только начинаем жить. Мы можем делать все, что хотим, так как наши возможности практически не ограничены. Человек планирует, мечтает, ставит цели, но он не успеет сделать все, что хочет. А мы успеваем, Эдуард. И, что немаловажно, мы можем сделать счастливыми тех, кто находится рядом с нами. Мы не плачем на похоронах мужа, не приходим на могилу жены и не проклинаем Бога за то, что Он уготовил нам тяжелую судьбу. Мы сами творим судьбу, у нас нет законов, и только Великая Тьма знает, когда мы уйдем из этого мира. – Анна сделала паузу. – Я люблю тебя, Эдуард. Такие существа, как я, не бросаются подобными фразами, в отличие от смертных. Мы знаем, что это значит. Ведь ты любишь меня? Я знаю, что любишь.
– Да, но…
– Если ты любишь меня, пойдем со мной. Первое время тебе будет страшно, вероятно, ты будешь скучать по прошлой жизни, но это пройдет. Точно так же, как было со мной. Я не брошу тебя, не отпущу. Нам ведь было хорошо вместе, правда? Если ты согласишься пойти со мной, то нам будет хорошо всегда . До того момента, пока Великая Тьма не решит нас разлучить.