И именно в этот момент что-то повернулось у Ральфа в мозгах, как ключ зажигания в автомобиле. У него было мгновенное, но очень четкое ощущение, что вокруг стало светлее, но потом эта слепящая яркость исчезла. Он нашел путь в тот другой, более яркий и выпуклый мир и увидел темную пленку – она напомнила ему грязный яичный белок, – которая окутывала Розали, и темно-серую веревочку, что поднималась от ее головы. Но не от макушки, как у людей, а почему-то от морды.
«Теперь ты знаешь, в чем самая главная разница между собаками и людьми, – подумал он. – У них души находятся в разных местах».
Ральф вздрогнул от этого голоса: он напомнил ему противный скрип мела по доске. Он хотел закрыть уши руками, но понял, что это не поможет; этот голос он слышал не ушами, и та его часть, которую болезненно задевал этот скрипучий голос, была у него в голове – там, куда не дотянуться руками.
Розали снова завыла и перевела испуганный взгляд на то место, куда все время смотрела раньше. Она начала было вставать, но потом снова уселась на тротуар. Бандана у нее на шее задрожала еще сильнее, Ральф увидел, как под брюхом Розали начало расползаться мокрое пятно.
Он посмотрел через улицу и увидел Доктора номер три, он стоял в узком проходе между прачечной и старым жилым домом. Да, это был именно он, Док номер три в своем белом халате (халат был весь в пятнах, и носили его, судя по всему, уже очень долго) и в синих джинсах, которые были ему велики на несколько размеров. Он по-прежнему ходил в панаме Макговерна. Она была ему так велика, что половина его головы просто тонула в ней. Он свирепо оскалился на Розали, и Ральф увидел двойной ряд острых белых зубов – зубов людоеда. В левой руке он держал что-то острое: не то старый скальпель, не то опасную бритву. Лезвие было испачкано темными пятнами. Внутренний голос подсказывал Ральфу, что это кровь, но он был почти уверен, что это ржавчина.
Док номер три засунул два пальца в рот и оглушительно свистнул. Свист прошел сквозь голову Ральфа, как включенная дрель. На тротуаре вздрогнула Розали. Потом она снова завыла.
Розали встала и медленно пошла вперед, поджав хвост – словно что-то ее тянуло. Она скулила; ей было так страшно, что она почти падала на ходу, ее задние лапы пытались предательски выскользнуть из-под нее при каждом шаге.
Ральф понял, что он закричал, только когда увидел, как у него изо рта выплыло маленькое голубое облачко. Его перечеркивали серебристые линии, похожие на замысловатую паутинку или на узорчатую снежинку.
Лысый гном обернулся на звук голоса Ральфа, инстинктивно выставив перед собой оружие, которое держал в руке. Выражение его лица можно было бы охарактеризовать как крайнее удивление. Розали остановилась задними лапами на тротуаре, передними – уже в канавке вдоль проезжей части, и тоже уставилась на Ральфа широко распахнутыми глазами, в которых читался страх.
В его голосе было злобное раздражение человека, которого отвлекли от какого-то очень важного дела; ярость от того, что ему бросили вызов… но за всем этим Ральфу послышалось что-то еще. Может быть, страх? Очень хотелось бы верить. Но это было все-таки удивление. Кем бы ни было это странное существо, оно не привыкло к тому, что такие, как Ральф, вмешиваются в его дела.
Ральф слышал себя двумя способами. Он был уверен, что говорит вслух, но звук его настоящего голоса был каким-то далеким и слабым, как музыка из наушников, которые лежат где-то поблизости. Кто-то другой, кто стоял бы с ним рядом, наверное, смог бы расслышать, что он сказал, но Ральф знал, что сейчас его слова звучат, как едва различимый шепот – как голос человека, которому только что заехали под дых. Но у него в голове этот голос звучал совсем по-другому – молодой, сильный, уверенный.
Наверное, Док номер три слышал именно этот второй голос, потому что он чуть отпрянул назад и снова поднял свое оружие (теперь Ральф был почти уверен, что это именно скальпель), словно защищаясь. А потом он собрался – как говорится, сгруппировался, – сошел с тротуара и зашагал по узкой полоске травы между тротуаром и проезжей частью. Он засунул пальцы под ремень своих джинсов и мрачно уставился на Ральфа. А потом поднял скальпель и резанул им по воздуху. Ральфа аж передернуло, это был неприятный жест.