Улица за окном была по-прежнему пустынной и тихой, освещенной только оранжевыми фонарями, которые стояли по обеим сторонам и расходились в обе стороны, как какое-то сюрреалистическое видение. Пьеса – короткая, но полная драматизма – вроде бы закончилась. Сцена вновь опустела.
Нет, все-таки не совсем опустела. Из переулка между «Красным яблоком» и магазинчиком скобяных изделий выбежала Розали. У нее на шее болталась выцветшая бандана. Сегодня был не четверг и мусорных баков на улице не было, так что Розали нечем было поживиться, и она побежала к дому Мэй Лочер. Там она остановилась и начала принюхиваться (глядя на ее длинный и очень даже красивый нос, Ральф вдруг подумал, что где-то в роду у Розали наверняка были колли).
И только потом Ральф разглядел, что на тротуаре что-то блестит.
Он снова достал бинокль и направил его на Розали. Ему вдруг вспомнилось десятое сентября, когда он встретился с Биллом и Луизой возле входа в Строуфорд-парк. Он вспомнил, как Билл положил руку Луизе на талию и повел ее по улице, и как они напомнили ему Джинджер Роджерс и Фреда Астера. А лучше всего он запомнил следы, которые оставались за ними на тротуаре, серые следы Луизы и оливково-зеленые – Билла. Галлюцинация, подумал он тогда, в те благословенные дни, когда он еще не привлекал к себе пристального внимания всяких невменяемых психов типа Чарли Пикеринга и ему не мерещились по ночам маленькие лысые доктора.
И вот сейчас Розали принюхивалась к похожему следу на тротуаре. Он был таким же зеленым с золотым, как и ауры, окружавшие Лысого доктора номер раз и Лысого доктора номер два. Ральф перевел бинокль с Розали на тротуар и увидел две цепочки светящихся следов, которые вели к Строуфорд-парку. Они медленно исчезали – Ральф почти видел, как они исчезают, – но все же они там были.
Ральф перевел бинокль обратно на Розали, неожиданно почувствовав к ней странную симпатию… а почему бы и нет? Если он хотел получить окончательное и неоспоримое доказательство, что он действительно видел то, что видел, он его получил в лице Розали.
А если бы здесь была маленькая Натали, она бы тоже увидела эти следы, подумал Ральф… а потом его вновь одолели сомнения. А увидела бы? Или нет? Ему показалось, он видел, как девочка хватала призрачные следы, оставшиеся в воздухе от его пальцев, и ему показалось, что она смотрела на зеленую дымку, которая окружала умирающие цветы, но мог ли он быть уверен? Как вообще можно быть уверенным в чем-то, что касается маленьких детей?! Кто их там разберет, куда они смотрят и что они видят?
Но Розали… ты посмотри не нее, видишь?
Но вот что странно: он ведь не видел следы на тротуаре, пока Розали не начала принюхиваться. Может быть, это были следы почтальона или какой-то съедобный мусор, и то, что он сейчас видит, это не более чем плод его воображения, воспаленного от недосыпа… как и сами лысые доктора.
Увеличенная линзами бинокля, Розали трусила по Харрис-авеню, опустив голову и принюхиваясь к тротуару; ее косматый хвост болтался из стороны в сторону. Она переходила от зелено-золотых следов Лысого доктора номер раз к следам Лысого доктора номер два, а потом возвращалась к следам первого Доктора.
А теперь, не подскажешь ли ты мне, Ральф, что вынюхивает эта бродячая дворняга? Ты думаешь, это возможно, чтобы собака шла по следам гребаных галлюцинаций? Это не галлюцинация; это действительно следы. Настоящие следы. Следы белого человека, о которых говорила тебе Каролина. Ты это знаешь. Ты это видишь.
– Но это же полный бред, – сказал он себе. – Это безумие, правильно?
Но кто его знает, правильно или нет. А вдруг этот сон был не просто сон. Если действительно существует такая вещь, как гиперреальность – а сейчас Ральф был почти уверен, что существует, – то, может быть, существует и такое явление, как предвидения. Или призраки, которые являются людям во сне и предсказывают будущее. Кто знает? У Ральфа сложилось впечатление, что некая дверь в стене реальности вдруг распахнулась настежь… и из открывшегося прохода наружу лезут всякие нежданные и незваные гости.
Но в одном он был уверен твердо: там действительно были следы. Он их видел, Розали к ним принюхивалась, и в этом сомнений не было. За те полгода, пока Ральф мучился бессонницей, он обнаружил множество странных и интересных вещей, в частности, что в промежутке между тремя часами ночи и шестью часами утра способность человека к самообману сходит на нет.
Ральф наклонился вперед, так чтобы увидеть часы на стене в кухне. Половина четвертого, ага. Самое время.