— В том числе. Иногда я гуляю в лесу по ночам. Тут нет надоедливых людей, и помешать могут только лесные духи, но они боятся ко мне приближаться.
Встречи с лесными духами мне точно не хватало для полного счастья, подумал я, понадежнее запахивая плащ — так, будто он мог меня защитить.
— Мы будем идти около получаса, — снова заговорил Винсент. — За это время я успею рассказать тебе кое-что. Помню, что ты хотел узнать, кем была мать Эмили. Я подумал и решил, что мне стоит быть честным с тобой и рассказать тебе эту историю.
Я не ответил, и Винсент расценил это как мое согласие выслушать его.
— Это было сравнительно давно для вас, людей — около пяти веков назад. Тогда я занимал высокий пост в Священном трибунале испанской инквизиции. Мне посчастливилось знать самого великого Фердинанда.
— Мужа Изабеллы Кастильской? Судя по тому, что о нем пишут в учебниках истории, он был настоящим психом.
— Да, он был несколько фанатичен. Но он был великим человеком, Эдуард. Думаю, если хотя бы один автор этих ваших учебников пожил в то время, он говорил бы совсем иначе.
— Мне остается разве что поверить тебе на слово. Так, значит, ты был инквизитором.
Винсент на секунду остановился, а потом продолжил путь. Фонари уже давно скрылись из виду, и то же самое можно было сказать об остатках моей храбрости. Кровь Даны на поверку оказалась не такой уж чудодейственной: я хорошо ориентировался в темноте, но при мысли о том, что мы можем встретить тут очередное сверхъестественное существо, сердце мое уходило в пятки.
— Да. Почти все существа, подобные мне, занимались такой работой. В этом было много плюсов, ведь по роду нашей деятельности мы недалеко ушли от инквизиторов. Каратели — это высший суд и закон.
— И что было дальше? Ты завел служебный роман?
— Если бы все было так просто, — вздохнул Винсент. — Однажды к нам привели девушку, которую звали Марта. Она занималась тем, что сейчас называют белой магией — была знахаркой, причем не шарлатанкой, а на самом деле помогала тем, кто к ней обращался. На ее беду, она жила неподалеку от семьи религиозных фанатиков, и не прилагала особых усилий для того, чтобы скрыть от них то, чем занимается. На мою беду, я был первым, кто ее увидел. И если бы на этом все беды закончились, Эдуард. Если бы Великая Тьма дала мне немного разума в тот момент, я бы не совершил этой ошибки…
— Что ты сделал?
— То, о чем тебе уже рассказала Дана. Я ее обратил.
Я сделал пару больших шагов, нагнал Винсента и пошел с ним рядом.
— Так вы умеете это делать? Я имею в виду… не такие, как Дана, которые почти вампиры, а такие, как ты.
— С технической точки зрения процесс этот прост: мы каждый день даем смертному свою кровь. Через месяц он перенимает большинство наших качеств, включая бессмертие. А остальное расставляет по местам время. Помнишь шрамы у меня на запястье?
— Помню, — ответил я. — Так вот о каких ошибках молодости ты говорил. А как тебе удалось доказать, что она не ведьма?
— Никто ничего не доказывал. Наша кровь при условии, если ее пьют регулярно, делает человека невосприимчивым к боли и во много раз повышает способность к регенерации, так что с пытками не было никаких проблем. А на костре нас сжечь, как ты понимаешь, невозможно: это равносильно легким солнечным ожогам. Поэтому разыграть смерть большого труда не составило: мы можем замедлять или даже останавливать сердцебиение на очень долгий срок, если понадобится.
Винсент пошел быстрее, и мне пришлось перейти на легкий бег для того, чтобы поспеть за ним.
— А что было потом?
— Потом у нас появилась проблема. Мы не можем обращать людей только потому, что нам так захотелось. Сам факт того, что мы полюбили смертного — это преступление, а о том, чтобы превратить его в подобное нам существо, и речи быть не может. Все новообращенные темные существа должны быть
— Боюсь даже предположить, какой.
— Дана оказалась в сложном положении. С одной стороны, она не могла меня предать. С другой стороны, она давала клятву верности Темному Совету, и клятва эта, как и любая другая, в которой используется формулировка «клянусь кровью своего создателя», свята для нас. С одной стороны, она всегда неровно дышала ко мне, и я это знал, а поэтому боялась приговора, который вынесет мне Темный Совет. С другой стороны, Дана могла выбрать только долг, хотя чувства ее природе не чужды. И она сделала свой выбор, рассказав обо всем ее покровителю.