Бессонный патруль (сборник)

Упоминание о сложной личности преступника стало общим местом в речах защитников. Ничего не могу поделать, о личности говорить буду и я. Не осознав полностью того, как Афанасьев сделался похитителем государственного золота, не проследив перипетий его прихотливой биографии, в которой доброе боролось со злом, как сможем мы определить меру наказания, которая помогла бы Афанасьеву вытравить все преступное и стать человеком?

Мать маленького Бори Афанасьева погибла ледяной мартовской ночью военного года. Отец давно не жил с семьей, немного помогал деньгами… и только. Скупым и коротким оказалось людское сочувствие в глухом сибирском селе.

Борис Афанасьев рано женился, но в семье, так бодро и споро начавшей самостоятельную жизнь, пошли раздоры, Афанасьев уехал от жены и ребенка, стал скитаться но стране, работая то грузчиком, то бульдозеристом, то чернорабочим, был и строителем, был и монтером. Вскоре он оказался в Якутии, даже вызвал жену с ребенком, но не прошло и года, как все развалилось. Жена вышла замуж за другого, сам Афанасьев вовсе не хотел семейной жизни.

Там-то возник «новый Афанасьев», любящий не столько деньги, сколько ту власть, которую он, недавний горький сирота, обретал над людьми. При этом Афанасьев не был жаден, не скупился на дорогие подарки, но в нем не было той купеческой грубости, которая отталкивала бы. Он нравился многим женщинам.

Афанасьев приехал в Магаданскую область, кочевал с прииска на прииск, скупал золото, вывозил его. И когда возникла необходимость в помощнике, он со своим обаянием и умением преподносить преступные вещи, как самые обыкновенные, окутывая романтикой тайную транспортировку золота, нашел себе такого помощника — Павла Сотикова. Искусный обольститель добился того, что именно мать Сотикова доверила ему воспитание своего сына. Не следует умалять и вины матери — человека, предавшего своего сына. Нечеткость ее моральных позиции привела к тому, что она пренебрегала жизнью и характером Афанасьева, передоверила воспитание сына человеку, в которого влюбилась безоглядно и пылко.

А Сотиков оказался натурой податливой, благодарной и отзывчивой. Послушный и понятливый, Павел Сотиков великолепно справлялся с перевозкой золота, с покупкой его у старателей, и с припрятыванием «товара» около избушки, в которой они квартировали с Афанасьевым, на прииске. «Шеф» надеялся со временем выпестовать из парня матерого «золотопромышленника». Правда расцветавшая карьера Сотикова оборвалась: он был арестован с грузом золота в сибирском аэропорту. Афанасьев бросился назад на прииск и вообще покинул Магаданскую область.

Но следствие велось не энергично, «концов не нашли», и Афанасьеву показалось, что не так уж и опасно для государства, если похитить у него несколько килограммов золота.

Однако никому не нанес Афанасьев столько вреда, сколько самому себе: идея всевластия золота сковала в нем хорошие начала. Тем не менее, он был близок к тому, чтобы порвать с преступными действиями. Сотиков стал служить в Советской Армии, Афанасьев вновь сошелся со своей семьей, у него родился второй ребенок…

Трудно объяснить внезапный отъезд Афанасьева в Магадан, скорее всего, у него оставалось там припрятанное золото.

Обойдись все благополучно для Афанасьева — это была бы последняя операция, связанная с золотом. Но не обошлось… Из материалов дела вы, товарищи судьи, осведомлены, как Афанасьев был арестован, как было найдено в его квартире золото, не очень, кстати говоря, тщательно спрятанное. Потом началось следствие, суд, и вот вам предстоит вынести приговор человеку, все силы души которого были истрачены на преступление. И далее, когда перед ним появилась возможность жить честно, отбросив старое, он и не поверил особенно в такой исход, и не нашел в себе сил — необходимо было вмешательство со стороны. Таким вмешательством был бы справедливый, учитывающий все сложности жизненного пути Афанасьева, приговор, и приговор не только как возмездие, но и как программа жизни для оступившегося, однако, не безнадежного человека…

Два товарища по работе, защитники Афанасьева и Coтикова, молча обедали в городской столовой. Пожилой лысоватый мужчина в очках (это был Николай Гаврилович) говорил своему коллеге, изящному молодому человеку:

— Грех, грех вы взяли на душу, Владимир Николаевич, так приукрасив своего подзащитного. Мне не сравниться с вами в блеске изложения, но сколько темного, подлого, грязного вы оставили в стороне! Да если бы только одно нравственное совращение Сотикова было на совести Афанасьева, и то он был бы бесконечно виноват.

— Николай Гаврилович, вам слово предоставят, и вы своего Сотикова оправдать сумеете, то есть, я хотел сказать, вы сможете сказать в его защиту все, что найдете нужным.