Бессонный патруль

— Почему вы так уверенно говорите о выстреле? — перебил полковник.

— Экспертиза установила на обгоревшем клочке бумаги, найденном в машине Берсеневой, следы пороховой копоти. Это остаток пыжа. И еще я хотел бы высказать вот какие соображения. Аристархов имел актерские способности. Во всяком случае, это утверждают все люди, знавшие его. Если он жив, не исключено, что он вращается в артистической среде. К тому же этот пыж… На нем проглядываются обрывки книжных фраз, которые мне где-то встречались. Может быть, в какой-то пьесе… Не могу вспомнить.

Пронько иронически хмыкнул. Взгляд его откровенно говорил: «Мы на деловом совещании или в театре?»

— А как увязать вашу версию с перекрашенным номером? — обратился Даулбаев к капитану.

— Меня это тоже смущает, товарищ полковник. Актер и маляр — не очень подходящее сочетание. Одно из двух — или жизнь научила Аристархова и тому и другому или он был не один.

— Не стесняйся, Сеня, говори, — подтолкнул оробевшего паренька Вася Касьянов. Тот, не глядя на капитана, мял в руках серую, забрызганную известью, кепку.

— Значит, так, — нерешительно начал Сизов. — Есть у меня двустволка «ижевка». Недавно купил. И вот сосед Евсей Абрамович надумал побродить с ружьем.

— Где?

— Он этого не сказал… Ну, зашел он вечером, попросил. Я ему: «Дак охота ж запрещена». А он: «Да я подышать воздухом, размяться. С ружьем веселее». С тех пор ни его, ни ружья. Уже недели с три прошло. Ну, рассказал вот ему, — толкнул Сизов локтем Касьянова, — а он меня — к вам…

— Как фамилия соседа?

— Не знаю. Живет он во времянке тетки Агафьи Смольниковой.

— Много ты ему патронов дал?

— Не, всего два. Грит, не надо больше.

— Заряженные?

— Не, пороху малость ему отсыпал да дроби пулевки.

— Где он работает?

— Да вроде малярит в третьем автобусном.

— Опиши его внешность.

— Чего?! — не понял парень.

— Какой он из себя?

— Ну, длинное такое лицо… высокий… лет, может, тридцать или сорок…

Капитан поднял трубку.

— Шалва, зайди-ка побыстрее… Ничего, ничего, там Касьянов побывает…

Через несколько минут управленческая «Волга» заскрипела тормозами у административного здания третьего автопарка.

— Встретимся у меня! — крикнул Темирбай вдогонку Шалве, и машина стремительно понесла его и эксперта-криминалиста Шуру Куликову на окраину города…

Когда часа через полтора капитан вернулся, его уже ожидал Гогоберидзе. Блаженно вытянув ноги, он полулежал, запрокинув голову на спинку стула.

— Ну, что?

— Оциум пост негоциум, — не открывая глаз, изрек Шалва. — Мог бы без латыни догадаться, как я измотался за эти четыре дня. Ног под собой не чую.

— Ну, выкладывай, Шалва, новости. Удача?

— Почему удача?! — вспыхнул Гогоберидзе. — Это, понимаешь, закономерный результат, полученный при помощи правильно разработанного плана! Даже если бы сегодня и не пришел этот Сизов, все равно через день-два у нас был бы тот же результат!

— Успокойся. Я не хотел тебя обидеть. Но учти: день-два — для дела срок немалый. Давай ближе к делу.

— Вот, — Гогоберидзе выложил на стол фотографию мужчины лет тридцати с длинными приплюснутыми ушами и туповатым лицом. — Из личного дела взял.

— Да, на актера он мало походит, да и возраст не тот…

— Он удрал, даже не взяв расчета. Видимо, очень спешил. Вот его трудовая книжка — Мерзон Евсей Абрамович, осчастливил человечество своим появлением на свет в тридцать первом году и целых четыре года изволил ходить в общеобразовательную школу. Всего-то ничего проработал в гараже три месяца. Дружбы ни с кем не заводил. С получки обычно ходил в ресторан «Айгуль».

— Но почему ты считаешь именно его убийцей? Мало ли по какой причине человек может не выйти на работу.

Скажем, простудился из охоте — и лежит где-нибудь в больнице.

— Э-э-э, Темирбай, не хитри. Не такой уж простачок твой друг Шалва, Зачем, например, Мерзоиу понадобилось брать домой черную и белую нитроэмаль? Или он заранее решил свою больничную койку выкрасить в оригинальный зебровый цвет? Кроме того, а его малярном наборе не хватает самой маленькой кисточки. А главное — нет четырех трафаретов: на букву «Д» и на цифры один, три, семь. И если ты к этому прибавишь свои находки, лукаво сощурился старший лейтенант, — то даже майору не к чему будет придраться.

Остаток дня прошел в напряженном труде. Во все концы страны летели срочные запросы, телеграммы, безумолчно трещали аппараты междугородной и прямой связи, городские телефоны. Допрошены десятки свидетелей. Хватало работы и экспертам.

Утром на столе у старшего следователя уже лежало несколько ответов. Среди них телефонограмма из Москвы:

«Мерзон… среди судимых не значится». И еще: «По данным адресного стола Иннокентий Серапионович Аристархов в городе… не проживал и не проживает».

— Ничего другого я и не ожидал, — произнес Темирбай.

Углубившись в работу, он не обращал внимания на радиопередачу «Театр у микрофона». Но одна фраза:

«Гриша, мой Гриша! Какое счастье! Как хорошо жить на земле. Господа! не обижайте его, он хороший человек», — заставила капитана опрометью выскочить на улицу.