Бессонный патруль

Колывапов был здесь несколько раз: один и с Алькеновым.

Они тщательно осмотрели каждый кусок пространства, куда мог упасть взгляд Афанасьева, думающего о том, чтобы спрятать золото.

Скоро пришли понятые в наспех наброшенных пальто: становилось все холоднее. Колыванов, не теряя своего обычного оптимистического настроения, морща лоб, шептался то с одним работником уголовного розыска, то с другим. Потом сказал:

— Будем проводить обыск в квартире Афанасьева Бориса, подозреваемого в незаконном хранении золота.

Дверца машины была открыта, на переднем сиденьи находился Афанасьев.

— Боря, давай выходи, веди в свою квартиру, будем чай пить да золотишко искать…

Афанасьев усмехнулся в знак того, что оценивает шутку Колыванова, как сигнал расположения, и двинулся первым. За ним, не отходя ни на шаг, пошел конвоир, Алькенов и Колыванов — за понятыми. Прошли первый лестничный марш, Колыванов громко спросил:

— Сколько раз у Афанасьева побывал, первый раз заметил, все хотел спросить, внизу тоже кто-то живет?…

— Там подвал, — глухо, опережая всех, пробасил Афанасьев. Понятые объяснили, что там кладовки жителей подъезда.

— Борис, — восторженно и весело, с привычной напористостью сказал Колывапов, — там значит, и твои вещички имеются? А, может быть, и золотишко, сознавайся скорее!

— Все может быть, — равнодушно ответил Афанасьев, смотря в глаза близко подошедшему Колываиову.

Прошли еще один лестничный марш, внезапно Колыванов круто повернулся и пошел обратно:

— Не буду спокойным, пока не посмотрим. Боря, покажи свои запасы. — Они спустились вниз. В коридоре, освещавшемся тусклой одинокой лампочкой, был спертый воздух, было тесно, неуютными выглядели давно беленые стены, известка осыпалась. Гудели трубы, было жарко.

Открыли дверь, на которой стоял номер квартиры Афанасьева.

Несколько часов разбирали, перетряхивали, прощупывали, задыхались от пыли, машинально постукивая по каждому миллиметру бетонного пола, ничего не прощупывалось, ничего не находилось. Колыванов молчал, перестал курить: разгладились морщины на лбу, изредка он озабоченно взглядывал на толстостенную трубу, протянувшуюся под потолком кладовой около дальней стены. В слабом освещении было видно, что на трубе навалены небольшие узлы разноцветного тряпья.

Когда, наконец, были разобраны все вещи, кладовая опустела, то дотянуться до трубы было невозможно. Алькенов вышел и скоро возвратился с деревянным ящиком.

Понятые все время безмолвно смотрели на то, как проходит обыск. Колыванов быстро посбрасывал все узлы, они мягко шлепались на цементный пол, над ними поднималась пыль, особенно заметная в световых конусах, потом оседала. Труба была пуста, золото опять не было найдено.

Колыванов, не слезая с ящика, забросил правую руку со щупом за трубу и стал вести упершимся в стену щупом вдоль трубы. Металлическая часть щупа изредка позвякивала и неожиданно провалилась. Колыванов на мгновение потерял равновесие, но стоявший рядом работник угрозыска поддержал его и заинтересованно подался вперед. Ближе подошли Алькеиов и второй сотрудник. Последний передал фонарь товарищу, достал фотоаппарат, укрепил вспышку, Колыванов уступил ему место, он поднялся, несколько раз вспыхнула лампа, освещая резким и сильным светом присутствовавших. Затем Колыванов поднялся вновь на ящик, щуп отдал Алькенову, завел руку за трубу достал ком тряпья, сошел с ящика, на ладони развернул найденное — там лежали бумажные грязные пакетики. «Там сфотографируешь, когда протокол будем составлять», — сказал Колыванов.

— Что скажешь, Борис? — обратился Колыванов к Афанасьеву. Тот безучастно молчал. — В таких случаях полагается говорить: «Подбросили!» поучающе-насмешливо сказал Колыванов. Вновь встал на ящик, тщательно провел щупом, взятым у Алькенова, вдоль трубы и снизу, и сверху, но щуп попадал в яму, из которой было вынуто золото. Сыпались мелкие комки штукатурки…

Алькенов вошел в кабинет Колыванова, как всегда не постучавшись. Николай Петрович сидел за столом, на котором, кроме тяжелой синей стеклянной пепельницы и стоны переплетенных дел, ровно обрезанных, но все разно распухающих, приподнимающих обложку, ничего не было.

— Посмотри, Сергей переплел, — сказал Колыванов, поднимая верхний фолиант. — Сам сшивал, сам переплетал, красиво, а?

Алькенов машинально погладил том дела, повертел в руках, раскрыл, мимолетно перелистал, потом положил обратно.

— Николай Николаевич, а как вы объясняете, что Афанасьев признался? Да еще рассказал, как крал золото на прииске? Помните: все отвернулись, а он кладет в карман, потом этот карман вместе с золотом вырезает. Наверное, считает, что мы больше доверять будем, а все равно в обвинительное это похищение не включишь…