Бессонов Алексей - Миры Королева (1-13)

 Я немного оторопел. Смерть на алтаре Раги - дело долгое и адски мучительное. Я смотрел на этого светловолосого ребенка, и с каждой минутой во мне нарастало желание посадить ее в рубку и рвануть через горы к границе Либена. Тот факт, что она предназначается в жертву, известен всем, и покинуть страну законным способом она не сможет. Достать поддельные документы, очевидно, тоже. Здесь это не так просто.

 - Ты пробовала удрать? - наобум спросил я.

 Она кивнула и поморщилась. Девочка стояла, чуть покусывая губы, и вопросительно смотрела на меня. От этого взгляда мне становилось слегка не по себе.

 - Я не могу просто так выкрасть тебя, - сказал я. - Будет скандал. Нужно что-то придумать. Либен слишком мал, и ты не можешь просто исчезнуть. Жрецы Раги - они кругом, ты сама знаешь. Когда это... должно произойти?

 - Когда угодно, но, наверное, скоро. Хоть завтра.

 Я перекусил сигарету пополам. Она опустила голову и вдруг уткнулась лбом в борт транспортера. Плечи ее задрожали.

 - Сколько тебе лет? - глухо спросила она.

 - Девятнадцать, - ответил я.

 - А мне четырнадцать...

 Мне надо было влезть в рубку и поехать дальше. Это было бы самое мудрое решение. Но я этого не сделал.

 Я подошел к ней, стянул с рук перчатки и обнял ее. Она развернулась в моих руках, уткнулась носом в карман френча и тихо заплакала. Очевидно, у нее уже не было сил давить в себе отчаяние. Я посадил ее в машину, и мы расстались... А через две недели, устав от боли и бессилия, я поехал в Креси. Сюзит отлучился в столицу, а где была Рене - никто не знал. Я нашел ее на берегу озера, в глухом и безлюдном месте. Едва увидев меня, она бросилась навстречу... этого я не ожидал. Мы долго сидели у воды, и она говорила с такой откровенностью, что я временами терялся.

 А потом мы лежали на траве, среди разбросанных впопыхах моих сапог, галифе, галстука, и она шептала, прижимаясь ко мне острой девичьей грудью: "Ты - это все, что у меня есть..."

 Два месяца я встречался с ней на берегу этого озера... И однажды она не приехала.

 Я мчался в поместье, не разбирая дороги. И я успел бы, но Креси умудрился с кем-то поругаться на религиозной почве... Три бомбардировщика нависли над поместьем в тот момент, когда евнух Люн упал перед алтарем, обливаясь кровью, сваленный очередью моего "скорпиона". А потом рухнула, вздувшись пламенем, кровля - и начался ад.

 Я не помнил, как добрался до миссии. Вся рубка была залита моей кровью. Впрочем, мне было плевать.

 Когда я пришел в себя, на меня накинулся Экарт. Он обвинял меня во всех смертных грехах от вмешательства во внутренние дела Либена до государственной измены. Я не мог дальше оставаться на Рогнаре.

 Детеринг улыбнулся.

 - Воин, в чьем сердце не живет женщина, не может быть сильным, - сказал он, снова наливая мне вина. - Но ты совершил множество ошибок. Ты был слаб и не верил в свою силу. Ты должен был сразу забрать ее и написать рапорт. Экарт ничего не смог бы сделать. Но ладно... пережитая боль делает воина сильным. Я научу тебя, как поверить в свою силу. Когда ты постигнешь это, для тебя не будет преград...

 - Когда мы вылетаем, полковник? - поинтересовался я.

 - Вылетаем послезавтра... ориентировку получишь от меня в устной форме во время полета. Докладывать никому не надо. С сегодняшнего дня ты числишься в операции. Так что получи задаток, как положено, и послезавтра сбор на базе "Абету" при полном снаряжении.

 Глава 2

 ГРУЗ НА БОРТУ

 Горел бы он синим пламенем, этот Рогнар... Эта мысль вперемежку с мыслями о Рене крутилась в моей голове всю дорогу до Дезерт-Плейс. А конец был немаленький: рейсовый фотоплан, гнусно подвывая двигателями, трясся в воздухе почти час.

 Когда я вышел из помещения аэровокзала, часы показывали 14.40. До базы было от силы полчаса езды, поэтому я не спеша прогулялся вдоль аллеи возле вокзальных комплексов, потом погрузился в автотакси, набрал адрес.

 Развалившись на сиденье, я расстегнул верхнюю кнопку кителя и ослабил портупею. В таком виде я и предстал перед дежурным сержантом на главном КПП.

 Нехилого вида дядька в ослепительно белой рубашке и шортах мельком глянул в удостоверение, отдал честь и буркнул куда-то в сторону:

 - Вас ждут на восьмом пандусе.

 Где находились стартовые боксы восьмого пандуса, я знал прекрасно. От КПП их отделяло километров сорок. Выйдя из стеклянного помещения, я принялся за поиски внутреннего транспорта. Как и следовало ожидать, таковой отсутствовал наглухо. Я уже собирался возвращаться в эту прозрачную будку, чтобы связаться с дежурным диспетчером, как вдруг рядом со мной, словно из воздуха, материализовался колесный транспортер открытого типа. За рулем сидела премилая девчушка в погонах флотского лейтенанта.

 - А я вас жду, - проворковала она, - садитесь.

 Я уже давно ничему не удивляюсь. Мне удивляться не положено по чину - для этого существуют начальники. А раздолбай, который к двадцати шести годам дослужился до первого "литера", тогда как все его однокашники в майорах ходят, должен быть невозмутим, как Будда. Такова уж моя ублюжья доля - ни кола ни двора и по два креста на погон.