Бессрочная осень

– А ты, оказывается чересчур разговорчива и довольно-таки смелая женщина, – вспомнив наше знакомство, улыбчиво сказал я, стараясь не обидеть, когда она, оголяясь, потянулась к корзине с фруктами.

– Если бы я не была смела, как ты выразился, мы не были бы сейчас вместе, – ответила, уповая на мою иногда склонность к молчаливости. Затем она достала из-под подушки какую-то небольшую книжонку и стала ее листать.

– А ты читала Мопассана? – зачем-то спросил я и поцеловал ее в мокрые от фруктов губы.

– Выборочно. До того иногда слишком все откровенно пошло, что стыдно читать…

Как только на долину стали опускаться сумерки, мы собрались прогуляться. Везде, где бы мы не проходили, по-прежнему было многолюдно и жарко, пахло морем, свежими телами идущих с вечернего купанья, зеленью, цветами. Одним словом, стоял запах, какой бывает на прибрежных курортах.

Мы поднялись на верх сопок «Голубых далей», поужинали на какой-то веранде, выпили по бокалу сухого вина. Затем не спеша побродили по вечернему Адлеру и вернулись ко двору ближе к полуночи.

Освежившись, заняли свое ложе, делая постель своими телами теплой.

Я пошутил, произнеся высказанную ею фразу в начале нашего знакомства:

– Времени мало, так что если хотите меня соблазнить – соблазняйте – и поцеловал ее в губы.

Она мило усмехнулась и, , выдохнув, обдала лицо своим теплом, поцеловав, тихо на ухо шепнула:

– Только не торопись…

Утром следующего дня прибыли в аэропорт, когда шла уже регистрация. Прошла регистрацию и она. Затем мы стояли в стороне молча, не проронив никто ни слова. Она с опущенными ресницами, а я с заботой не прозевать посадку.

Объявили наконец посадку – наше расставание. Я поцеловал ее руку, которой она провела по моей щеке, затем прижалась своей щекой к моей, и наши губы сплелись с той любовью, что запоминается навсегда. Пройдя контроль, она, не оглядываясь, скрылась в толпе улетающих. Выйдя из аэровокзала, стал у железной ограды и глазами искал ее в толпе пассажиров у самолета. Стоял, пока не вырулил и не взлетел самолет, скрывшись в гуще облаков.

«Вот моему южному приключению подошел конец», – подумал я. Но стоило мне отойти в сторону от этой бездушной железной ограды, как почувствовал какую-то образовавшуюся пустоту вокруг, и сердце трепетно сжалось. Такое чувство возникало во мне, только когда покидал отчий дом. От того, что ее не было рядом, становилось невыносимо дурно, и я не помню, как добрался до места, где квартировал. При одном воспоминании о времени, проведенном вместе, сердце сжималось такой нежностью, что я поспешил-побежал к тому месту, к этой заветной теперь уже для меня калитке, где были мы вместе, и стоял, в недоумении глядя на дорожку, ведущую в глубь двора. Но нет, уехала она…

«А что собственно произошло? – укорял сам себя за излишнюю впечатлительность. Подумаешь, что в ней такого особенного? Ну молода, ну красива, и только! Стоит из-за какой-то ….так расстраиваться?»

Чувство испытанных наслаждений ее женской прелестью было еще живо в моем воображении, и я устыдился своих этих слов, сказанных в ее адрес. И мной овладело сразу другое чувство-чувство ненужности своего пребывания больше здесь. Нужно было в оставшееся время заняться чем-то, отвлечься от всего этого. Но ровным счетом не хотелось куда-то идти и тем более проводить время в веселье. Уставший, прилёг средь белого дня, стараясь заснуть, но не мог, мысли о ней не давали покоя.

«Владик-Владивосток», – лезла в голову брошенная ею фраза. Я не был там никогда, но теперь это место на краю земли стало для меня чем-то родным – ведь там живет она. У нее может, есть муж, и даже ребенок – кто знает? И может, тоже будет вспоминать меня, нашу случайную связь, и при одной мысли о том, что мы никогда больше не увидимся, охватывало меня ужасом, и я впадал в отчаяние. Но если бы вышло все по-другому, что было бы тогда?

От того, что терзал себя, разболелась голова, и уставший от этой запутанности, немного успокоившись, наконец заснул…

Это было лет двадцать пять тому назад. Я был тогда на юге последний раз в жизни.

Заветный дворик

1