Когда стражники освободили мои руки от железных зажимов на стене, я на мгновение представила себе, как набрасываюсь на них и сама
возглавляю восстание. Но мои руки были так слабы и онемели, что я не
могла заставить свои пальцы работать. Мои плечи и суставы горели от
долгих часов в одном положении. Я едва могла идти, не спотыкаясь между
двумя охранниками, которые вели меня вверх по винтовой лестнице во двор.
Я вдохнула свежий, холодный воздух, понимая, что это, вероятно, в
последний раз. И когда стражники провели меня через ворота замка на
городскую рыночную площадь, я подняла глаза к небу. Сквозь небо, затянутое зловещей серой пеленой дождя, я представила, как отец смотрит на
меня с небес. Возможно, он не будет гордиться всем, что я сделала, но
сегодня, наконец, я смогу снова увидеть его и обнять. По крайней мере, хоть
что-то хорошее от всего этого.
В центре открытой лужайки стражники поставили меня на колени
перед дядей и кузеном. Я опустила голову, длинные непослушные кудри
упали на лицо, закрывая от моего взгляда двух мужчин, разрушивших мою
жизнь.
Конечно, здесь собралась целая толпа. Я не сомневалась, что многим из
них было любопытно увидеть меня снова после того, как они поверили в мою
смерть несколько лет назад.
Дядя говорил с собравшимися несколько минут, перечисляя все
преступления Бандита в плаще, то есть мои преступления.
– Что вы можете сказать в свое оправдание, леди Джулиана?
Резкий вопрос дяди пронзил меня насквозь. Он давал мне шанс
защитить себя? Или просто хотел унизить еще больше?
Я подняла голову и наконец, взглянула на дядю и кузена. Хотя мой
дядя, как обычно, был одет в белоснежную одежду, я видела только черноту
его сердца в глазах и жестких морщинах на лице.
Рядом со мной был воздвигнут кол и навалены мокрые от дождя бревна
и ветки. Значит, они собирались сжечь меня? Я вздрогнула при мысли о том, что меня медленно поджарят. Мокрое дерево могло растянуть пытку на
несколько часов.
Дядя низко навис надо мной, и его лицо оказалось в нескольких
дюймах от моего:
– Я ожидаю, что ты признаешь выдвинутые против тебя обвинения, что
ты подтвердишь свою вину перед этой толпой.
– И зачем мне доставлять вам такое удовольствие? – Я вздернула
подбородок и посмотрела на него.
Эдгар наотмашь костяшками пальцев ударил меня по щеке. Боль
пронзила голову, прошла через все лицо и ударила в висок. Я оказалась на
грани сознания. Если бы только он ударил меня еще сильнее, чтобы я
потеряла сознание.
Эдгар отступил на шаг и холодно улыбнулся мне:
– «Милорд». Ты забыла сказать «милорд». Не пренебрегай почетным
титулом лорда Уэссекса.
Дядя откашлялся:
– Я бы хотел, чтобы ты встала лицом к толпе и сказала им всем, что ты
действительно виновна в преступлениях, которые я перечислил.
Я взглянула на зевак, окружавших рыночную площадь, на усталые и
изможденные лица торговцев, жителей деревень и крестьян, собравшихся
посмотреть на мою казнь. Они были странно мрачны, глаза печальны, плечи
опущены. На самом деле, многие лица были искажены от негодования, глаза
сощурены от гнева.
Эти люди не питали к дяде никакой любви. Он ничего не сделал, чтобы
заслужить их уважение и доверие за те годы, что правил ими. Высокими
налогами и жестокими наказаниями он не вызывал ничего, кроме страха и
ненависти. Конечно же, они не станут осуждать меня. На самом деле, до меня
доходили слухи, что люди восхищались Бандитом в плаще за то, что он
противостоял лорду Уэссексу. Но они не смогут помешать моей казни. Они
бессильны что-либо сделать против него, не навлекая на себя такой же
участи.
Я сжала губы. Дядя может убить меня, но я не доставлю ему
удовольствия обвинять меня в преступлениях. По его кивку, солдат, стоящий
рядом со мной дернул цепь, связывающую мои руки за спиной, и поднял
меня на ноги. Я не смогла сдержать вырвавшийся крик боли, пронзившей
мои руки. Солдат заставил меня повернуться лицом к толпе.
Дядя прошипел мне на ухо:
– Признайся в своих грехах.
– Ты можешь сначала привязать меня к столбу, – пробормотал я.
– Я опасался, что ты будешь такой же упрямой, как твой отец.
Он кивнул группе солдат, охранявших Бульдога, и других крестьян, захваченных вместе со мной. Солдат схватил одного из мужчин и толкнул
его вперед к сооружению, которое было наспех собрано возле кола. Это был
Джек – судья в ночь соревнований по стрельбе из лука. Несколько солдат
сорвали с него плащ и тунику, а затем повалили на доски, раскинув руки и
ноги и связав его.
– За каждую минуту твоего промедления, – сказал дядя, – я буду
потрошить одного крестьянина.
Один из солдат достал острый крюк и поднял его над тугим животом
Джека, готовый вонзить его глубоко внутрь и вытащить внутренности – еще
один жестокий и чудовищный способ убийства.