Читаем Бесстыдник полностью

- Жаль: большого ума человек, почти, можно сказать, государственного, и в то же время, знаете, чисто русский человек: далеко вглубь видит и далеко пойдет.

- Ну, бог с ним.

- Да, разумеется, а только человек приятный и поучительный.

"Еще чего, - думаю, - в нем отыскал: даже и поучительности! Тьфу!"

Мы подошли к закусочному столу и вмешались в толпу, в которой ораторствовал учительный Анемподист Петрович. Он занимал центр. Я стал прислушиваться, что такое вещает этот "учитель".

Он, однако, сначала все говорил просто насчет семги; но действительно говорил очень основательно и с большим знанием предмета. Мне все это казалось свойством, которое каждому порядочному человеку может внушить омерзение.

Он и сосал, и чмокал, и языком по небу сластил, и губами причавкивал, и все это чтобы тоньше разведать и вернее оценить эту семгу. Смакует ее, а сам сквозь зубы, как гоголевский Петух, рассказывает:

- М... н... н... да... недурна... очень недурна, можно даже сказать, хороша... Кто-то замечает:

- Даже очень хороша.

- М... н... да... пожалуй... м... н... ничего... мягкотела...

- Просто что твое масло.

- М... да... масляниста...

- Ишь вы как скупо хвалите-то, - замечает опять какой-то полковник со шрамом через весь лоб и переносье, - а нам после крымской гнили-то все хорошо кажется - там ведь ничего этого нельзя было достать.

- M... н... ну... отчего же... нет, мы и там м... н... тоже получали...

- Зато, я думаю, какою ценою!

- М... н... да, разумеется... обходилось... но в довольном количестве... доставали для себя... Через Киев... от купца Покровского выписывали... хорошая была семга, так и называли "провиантская"... Светлейшему к столу... м... н... тоже он доставлял... Покровский... Только та, разумеется, была похуже, потому что ему эту цену не смели ставить, ну, а наши... ничего-платили.

Полковник со шрамом даже вздохнул.

- У вас денег много было, - говорит, - и вы не знали, куда их девать.

- Да, иные, точно, терялись от непривычки... м... н... один, я помню, у нас... мн... слыхал про "штофные карманы" и велел портному, чтобы тот ему штофные карманы поставил, и вышла глупость... портной ему из штофной материи и сделал... Очень смеялись.

- А это в чем же дело было?

- Чтобы объемом штоф вмещался... м... н... потому у нас... м... н... бумажники были... м... такие большие...

"Ах ты, - думаю, - рожа этакая богопротивная! И еще этак бессовестно обо всем рассказывает".

А он продолжает про какого-то ихнего же провиантщика или комиесарщика, который в эту ужасную пору, среди всеобщих страданий и военной нужды, еще хуже потерялся, - "вдруг, говорит, совсем со вкуса сбился, черт знает что лопать начал".

"Ах, - думаю, - отлично. Всем бы вам этак сбиться и "черт знает что лопать", но это "черт знает что" вышло совсем неожиданное.

- Всегда квас, - говорит, - любил и один квас и употреблял. Из последовательных людей был - семинарского воспитания... Его отец был протопоп и известный проповедник, и такой завет ему завещал, что если есть средства на вино, то пить пиво, есть на пиво - пить квас, а есть на квас пить воду. Он все и пил квас, и другого не хотел, но только во время военных действий стал шампанское в свой квас лить...

- Как же это?

- Так... м... н... Пополам тростил: полстакана квасу нальет и полстакана шампанского... вместе смешает и пьет.

- Экая свинья! - прошептал я, но так неосторожно, что Анемподист Петрович это услышал и, взглянув в мою сторону, отозвался:

- Да, ничего себе, хамламе порядочный; но, однако, я вам должен сказать, что шампанское с квасом это совсем не так дурно, как вы думаете... У нас это, у провиантских, в военное время даже в моду... вошло... М... н... очень многие из наших даже до сих пор продолжают... привыкли... Иностранцы не могут... пробовали их для шутки поить, так они... того... выплевывали... не могут.

Я хоть не иностранец, но плюнул и хотел отойти, но в эту самую минуту этот превосходный Анемподист Петрович вдруг самым непосредственным образом оборотился ко мне и говорит:

- А вот, извините меня, сделайте милость, я вам тоже, если позволите, хотел сделать маленькое возражение насчет русской природы.

Не знаю уж право с чего, но я, вместо того чтобы ему оторвать какую-нибудь грубость, ответил:

- Сделайте милость, скажите.

- Я, - говорит, - вкратце - всего только два слова скажу: вы о русских очень неправо и обидно судите. Я так и подскочил на месте.

- Как! Я обидно сужу?

- Да. Я вот в карты играл, а урывками долго слушал, о чем вы изволили рассуждать с товарищами, и мне за всех своих Соотечественников очень стало обидно. Поверьте, напрасно вы этак русских унижаете.

- Кто? Я, - говорю, - унижаю?

- А разумеется, унижаете: как же вы... я долго слушал, изволите делить русских людей на две половины: одни будто все честные люди и герои, а другие все воры и мошенники.

- А-а... так вот что, - говорю, - вам обидно!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза
Рецензии
Рецензии

Самое полное и прекрасно изданное собрание сочинений Михаила Ефграфовича Салтыкова — Щедрина, гениального художника и мыслителя, блестящего публициста и литературного критика, талантливого журналиста, одного из самых ярких деятелей русского освободительного движения.Его дар — явление редчайшее. трудно представить себе классическую русскую литературу без Салтыкова — Щедрина.Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова — Щедрина, осуществляется с учетом новейших достижений щедриноведения.Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.В пятый, девятый том вошли Рецензии 1863 — 1883 гг., из других редакций.

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Критика / Проза / Русская классическая проза / Документальное