Джослин сидела на софе, стоявшей вдоль стены крохотной гримерной. Мерри, сидевшая перед трюмо, на мгновение задумалась, потом ответила:
– Вы же слышали, что сказал мистер Кляйнзингер. Вы можете согласиться с одним из его утверждений и раскритировать другое.
– А что думает об этом ваш отец?
– О чем? О том, что я играю в кино, или о том, что я снялась в такой сцене?
– И о том и о другом, – сказала Джослин. – Я бы хотела это знать.
– Я не обсуждала с ним эту сцену. Я уже достаточно взрослая. Слушайте, куда вы меня подталкиваете?
– Нет, нет, вовсе никуда не подталкиваю, а хочу только узнать, что вы по этому поводу думаете.
– Я скажу вам. Мне эта сцена вовсе не кажется чем-то из ряда вон выходящим. Сделана она с выдумкой. Вполне драматична. Да вы сами все видели. Ничего сенсационного в ней нет. Самое сенсационное здесь то, что вы приехали сюда готовить статью о том, как я снимаю лифчик. И то, что журнал собирается эту статью поместить.
Джослин попыталась объяснить, что ее интересует не только это, что есть кое-что еще.
– Кино, – сказала она, – величайшее искусство нашего времени, которое имеет наиболее массовую аудиторию. Вы согласны с утверждением, что по фильмам можно судить о здоровье общества?
– Я согласна с мистером Кляйнзингером, – ответила Мерри. – На самом деле – мы куда извращеннее европейцев.
– Вы считаете, что в Ассоциации американских кинематографистов, в Лиге борьбы за нравственность и в комитетах по цензуре сидят одни извращенцы?
– Нет. Но я против всякой цензуры.
– А как вы относитесь к кодексу ААК? – спросила Джослин.
– Я думаю, что это просто набор глупостей.
Джослин расспросила Мерри про ее биографию, учебу, а также про то, что побудило ее пойти по стопам отца. Мерри отвечала на поставленные вопросы, но ничего не добавляла от себя. Как Джослин ни старалась, ничего из ее ухищрений не выходило: ей никак не удавалось разговорить Мерри настолько, чтобы слова полились потоком, так что журналистке оставалось бы потом только надергать из их беседы любые цитаты. Джослин меняла тактику – на какое-то время она вдруг умолкла, надеясь, что воспитание возьмет верх и Мерри сама попытается заполнить возникшие в разговоре пустоты, но Мерри просто сидела и терпеливо ждала, пока Джослин возобновит беседу. Наконец, Джослин сдалась и принялась задавать самые банальные вопросы; на откровенность Мерри упорно не шла. Она еще не решила, предпочитает ли Голливуд театру – ведь ее первый фильм еще не завершен. Нет, никаких романтических увлечений у нее нет. Да, ей, конечно, помогло то, что ее отец знаменитый киноактер, – но только поначалу. Добьется же она успеха или провалится – зависит только от того, есть ли у нее талант или нет. И так далее. Даже уцепиться не за что. Джослин даже обрадовалась, когда Мерри вызвали на съемки.
Она поблагодарила Мерри за интервью, закрыла блокнот и вернулась к своей машине. Интервью не получилось. Да, такое порой случается. Есть люди, которые легко находят контакт с одним журналистом, но замыкаются в разговоре с другим. Между ней и Мерри сразу возникла безусловная отчужденность, причину которой Джослин понять не могла. Джослин еще долго гадала, в чем дело. Быть может, Мерри не понравилось, что Джослин присутствовала во время ее съемки в обнаженном виде? Может быть, Мерри просто застеснялась? Нет, вряд ли. Слишком уж она хорошо держится, слишком спокойна и рассудительна. Неужели дело в ней самой, подумала Джослин. Но ломать голову из-за этого не стала. Ей было просто некогда. Дел было по горло.
Еще во время интервью ей вдруг подумалось, что вдохнуть искру жизни в материал можно вовсе не с помощью Мерри, а – через Мередита. Любое отношение Мередита Хаусмана к тому, что его дочь снимается в голом виде, пойдет Джослин на руку. Если он будет шокирован, она позабавит читателя; если же он только посмеется, в глазах читателей это будет выглядеть шокирующе. К тому же с Мередитом ей проще общаться.
Джослин вернулась в свой кабинет и позвонила на киностудию, чтобы узнать, где найти Мередита Хаусмана. Ей дали телефон Артура Уеммика. Уеммик сообщил ей, что Хаусман сейчас находится в Палм-Спрингсе. Джослин собралась было позвонить в Палм-Спрингс, но в последний миг передумала. Лучше, чтобы ее приезд стал для Мередита неожиданностью, подумала она.
И во время езды через горы, и пересекая пустыню по направлению к Палм-Спрингсу Джослин старалась не думать о Мередите Хаусмане. Она не хотела приехать хоть сколько-нибудь предубежденной, чтобы это не сказалось на статье. И она не готовилась к интервью, решив, что будет действовать по обстановке. За исход интервью она не опасалась. С профессиональной точки зрения она была в хорошей форме.