Она поднялась с лежака и зашагала к морю. У кромки воды постояла на влажном песке, наблюдая за крохотными волночками, которые накатывались и разбивались о ее босые ноги. Затем, влекомая скорее чувством бережливости, чем желанием – уж больно жалко, чтобы пропадало такое море! – зашлепала вперед по воде, нырнула, проплыла немного и легла на спину. Вода и впрямь была слишком теплая, но соленый запах моря ей понравился. Мерри выбралась на берег. Фредди подал ей полотенце, и она вытерлась. Потом вернулась в номер, приняла душ и занялась долгими и нудными приготовлениями к вечернему выходу.
В восемь часов в дверь ее номера постучали. Мисс Китс открыла. Вошел Фредди в вечернем костюме и в жилете, расшитом изумительным черным бисером.
– Я хотел вам кое-что показать, – сказал он.
Мерри сидела за маленьким круглым столиком на колесиках, который вкатил официант, и ела сандвич с бифштексом и зеленый салат. Она взяла из рук Гринделла большой коричневый конверт и распечатала. Внутри лежала обтянутая красным атласом программа открытия фестиваля. И еще белый конверт, вскрыв который Мерри обнаружила приглашение на прием:
Il Pr'esidente dell' Azienda Autonoma Soggiorno Tourismo di Venezia Aw. Leopoldo Nazzari si pregia invitare la S. V. al ricevimento offerto in occasione dell' inaugurazione della XXIa Mostra Internazionale d'Arle
Cinematografica che avr`a luogo Domenica 23 Agosto 1959 alle ore 24 in Palazzo Ducale.
Strettamente personale.
[26]Кроме того, в большом конверте лежал номер «Чинемундус» – итальянского кинообозрения. На второй полосе Мерри увидела свою огромную фотографию и сопроводительную статью на итальянском.
– Мы все встречаемся внизу в вестибюле в девять вечера, – сказал Гринделл. – Это я должен был вам передать. На самом деле мы соберемся минут на пятнадцать позже. Так что вы ничего не потеряете, если спуститесь в четверть десятого.
– Прекрасно, – сказала Мерри. – Я спущусь вовремя.
Выйдя из лифта в вестибюль, Мерри увидела Кляйнзингера, Хью Гарднера и своего продюсера, Арнольда Финкеля, которые, дожидаясь ее, оживленно переговаривались. Чуть в стороне стоял Фредди Гринделл, ее спутник на сегодняшний вечер. Впрочем, сам вестибюль, похоже, тоже ждал ее выхода. Стены огромной залы – если убрать из нее кресла и диванчики, то вполне можно играть в поло – были увешаны огромными фотографиями Джульетты Мазини, Софи Лорен, Анны Маньяни, Марины Влади, Моники Витти, Витторио Гассмана, Эдварда Робинсона, Симоны Синьоре. А также – ее отца. И ее самой. Как будто стены возвели лишь для того, чтобы развесить на них портреты, а само здание гостиницы – чтобы поддерживать стены.
После обмена приветствиями и любезностями Финкель предложил пройти к машинам. Несмотря на то что «Эксельсиор» отстоял от дворца, в котором должно было состояться открытие фестиваля, всего на два квартала, у входа в гостиницу их ожидали четыре лимузина.
Подъехав к дворцу, они обогнули здание и вошли через черный ход, чтобы избежать встречи с толпами любопытных, сгрудившихся за полицейскими барьерами, которые опоясывали площадку перед центральным входом.
Сисмонди встретил их и пригласил в свой кабинет на бокал шампанского.
Когда подошло время, один из помощников Сисмонди провел их в зрительный зал. Распорядитель со сцены объявил об их приходе, и публика, стоя, приветствовала их аплодисментами – сначала Финкеля с женой, затем Мерри и Хью Гарднера и, наконец, Гарри Кляйнзингера, при появлении которого в зале вспыхнула настоящая овация. Кляйнзингер уселся, но аплодисменты не утихали. Тогда он снова встал и, словно дирижер симфонического оркестра, пригласил встать и своих спутников. Потом, когда все расселись по местам, свет погасили, и на экране вспыхнули титры «Продажной троицы».
Мерри видела фильм уже трижды. Кляйнзингер с Финкелем – десятки раз. Мерри дожидалась окончания показа, поскольку ей не терпелось выкурить сигарету. Сначала ей было даже любопытно, станут ли зрители смеяться в нужных местах, и зрители не разочаровали. Кляйнзингер заметно расслабился, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза – то ли для того, чтобы отдохнуть, то ли проецируя фильм на экран своего мысленного взора, проверяя себя по вспышкам смеха в зале. Остаток фильма Мерри развлекалась, читая субтитры на французском языке, которые казались ей суховатыми и не совсем точными. Она никак не могла понять, почему субтитры на французском. Разве дело происходит не в Италии? Мерри не выдержала и наклонилась к Гринделлу, чтобы задать ему этот вопрос.
– Французский считается международным языком, – прошептал Фредди. – Потом это неважно. Большинство присутствующих понимает и по-английски.
Когда начался эпизод с погоней и героиня Мерри сняла лифчик, Мерри с удивлением услышала, что некоторые зрители засвистели. Потом вспыхнула буря аплодисментов. Кляйнзингер, перегнувшись через Гринделла, обратился к ней:
– Не беспокойтесь, милая, вы им понравились.
Мерри очень хотелось надеяться, что он прав. И она была рада, что в зале темно и что никто не видит румянца, проступившего у нее на щеках.