Бесстыдница (Эксгибиционистка)

– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Что вы вытворяли тут с Мерри?

– Она возвращается в школу. Только и всего.

– Возвращается в школу? Так внезапно?

– У нее контрольная…

– Какая, к чертям, контрольная? – Послушай, на что ты намекаешь?

– Ты прекрасно понимаешь, на что я намекаю. Меня мутит от этого. И куда сильнее, чем тебя вчера вечером. Хотя ты, наверное, притворялась. Господи, и где только мои глаза были! Я же должен был это заметить или хотя бы заподозрить! Просто немыслимо! Такое никому бы даже в голову не пришло. Какая мерзость!

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Мелисса поняла, что скандала не избежать. Она уже осознала, что выхода у нее нет, – она должна во всем чистосердечно признаться. Покаяться, признать свою ошибку и поплакать. Она только не знала, что будет потом. Выскочит ли Мередит вон из спальни и из ее жизни? Или изобьет ее? А вдруг, хотя это почти невероятно, простит? Или поймет? Или даже поймет и простит? Мередит молчал, и в душе Мелиссы затеплилась надежда. Но в следующий миг она заметила – и глазам своим не поверила, – что Мередит снимает рубашку. А за ней туфли. И брюки. И тут вдруг она осознала, что ее ждет, и, уже совершенно не надеясь, что ей удастся хоть что-то изменить, залопотала: «Нет, нет, нет, нет, нет…» Мередит снял трусы и надвинулся на нее. Мелисса продолжала испуганно лепетать, и Мередит хлестко ударил ее по щеке. Перепугавшись, Мелисса соскочила с кровати, но Мередит ухватил ее за руку, заломил за спину и начал выворачивать. Мелисса упала на кровать, и Мередит тут же навалился па нее сверху и еще раз ударил.

– Не надо, Мередит! Не смей! Как ты можешь…

– Ты этого заслуживаешь.

От этих слов Мелисса прикусила язык. И перестала сопротивляться. Она вспомнила – так в отдаленном будущем вспоминаются самые яркие жизненные уроки школьного периода, – как много лет назад ее кузен выпалил, словно плюнул: «Поделом тебе», – и как она тогда перестала сопротивляться, чтобы он не причинил ей боли. Но боль все-таки пришла – мучительная, пронизывающая боль, которая навсегда запечатлелась в ее памяти как самая звериная, жестокая и чудовищная боль, которую она когда-либо испытывала. И вот теперь повторилось то же самое. Конечно, боль, которую причинил ей Мередит, не шла ни в какое сравнение с тем истязанием, которому подверг ее кузен, но тем не менее Мелисса захныкала от боли, к которой странным образом стало примешиваться приятное ощущение. И вдруг – невероятно, непостижимо – боль сменилась наслаждением, наслаждением, не смешанным уже ни с чем, наслаждением, о котором Мелисса не могла даже мечтать, и она, не выдержав, застонала, потом надрывно закричала, а в следующий миг, уже полностью потеряв ощущение времени, громко, во всю мочь, по-звериному завыла, завопила от радости. Никогда прежде ей не приходилось испытывать ничего подобного – настолько ошеломляюще приятного, такого острого, пронизывающего наслаждения, туго переплетенного с болью, но более всепоглощающего, глубокого, несравнимого, и…

И в этот миг Мередит отпустил ее. Просто оставил ее, слез с кровати и принялся молча одеваться.

А за стеной Мерри, которая уже собрала свои вещи в дорожную сумку, услышав, что крики прекратились, расплакалась. Она плакала из-за боли, которую причинил этой женщине ее отец, и вся в слезах, зареванная, выскочила из апартаментов и из гостиницы. Она продолжала плакать, даже приехав на вокзал Гранд-Сентрал. И успокоилась только тогда, когда поезд миновал Поукипси.

Иначе как гримасой судьбы нельзя было назвать то, что ближайшие выходные назывались отцовским уик-эндом. Отец Мерри не приехал. Он находился в Испании, на съемках очередного фильма. Впрочем, Мерри даже обрадовалась, что он не приехал. Ее участие в постановке, самоотверженная работа на репетициях, полная самоотдача при заучивании роли по ночам – все это с ее стороны было попыткой забыть отца, избавиться даже от мыслей о нем. Хотя способ для этого Мерри избрала довольно необычный. Даже она сама была вынуждена признать это. С одной стороны, театр был самым неподходящим местом для того, чтобы попытаться скрыть свое родство с Мередитом Хаусманом, знаменитым актером. С другой стороны, театр подходил просто идеально, поскольку в нем можно легко отрешиться от собственных мыслей и научиться не замечать ничего вокруг. Зрители, конечно, могут подмечать сходные жесты, мимику или выражения, чтобы высказать очевидное – да, мол, она похожа на своего отца. Сама же она на сцене уже вовсе не дочь своего отца и даже не она сама, а Розалинда, разыскивающая своего отца в Арденнском лесу. Изгнанного старого герцога в спектакле «Как вам это понравится» играла Хелен Фарнэм, которая отличалась высоким ростом и звучным низким голосом.