Бессветные

– Залесье. Тополиная, дом четырнадцать, – тут же сообразил, что от него хотят гость.

– Лады. Залезай, – Руно не торопился, намереваясь докурить остаток сигареты.

Немного растерянный медиум забрался на место рядом с водителем, пристегнулся и почувствовал себя каким-нибудь супергероем. На мгновение его озадачила мысль, что он сообщил похитителям свой адрес, но потом рассудил, что те и сами его узнали бы. Например, по карте диспансера.

– Телефон забери, – заглянул в окно Фор.

– Ага, спасибо. А вы номер записали? Вы мне позвоните?

– Крис найдёт тебя, если понадобится.

– Если? Но я так и не показал, как вижу призраков!

– Значит, этого не потребовалось.

– Но я правда вижу!

Рядом уже усаживался водитель.

– Пойми, – растерянность парня, работающего на лесного олигарха, была неподдельной. – Никто этого не оспаривает. Вопрос в другом: что именно ты видишь.

– Я докажу!

Джип сорвался с места, унося Мэтиса к воротам, оставляя множество вопросов без ответов. Все попытки поговорить бородатый водила пресекал увеличением громкости динамиков. Оставалось только скучно смотреть в окно и раскладывать мысли по полкам.

По краям от дороги проносились дубы и рябины, редкие ели и акации. Это был не тот хвойный лес, к которому давно привык юный пассажир. Ну конечно же, осенило Мэтиса, эта территория могла принадлежать только бывшему заповеднику. В лучшие свои годы он носил название «Пегий дол». Теперь же сюда выезжали только на пикники и фотосессии. И то, не дальше ручья, потому как дальнюю часть выкупил крупный меценат. Некий иностранец построил в глуши огромный дом и засел в нём основательно. Во всяком случае, городская администрация так и не смогла вытащить его ни на один благотворительный вечер, хотя тот регулярно вкладывал деньги в фонд охраны природы. Более того, он всерьёз занялся реставрацией исследовательского института, в который съезжались учёные и профессора со всей страны. Местные СМИ частенько подшучивали над нелюдимым благодетелем, называли его снежным человеком. Тем самым, которого никто никогда не видел, но все знают, что он есть. Но иностранца, по всей видимости, это нисколько не задевало. А возможно, у него просто не было местного телевидения. Зато у него определённо было большее!

В звенящем мысленном хаосе Мэтис окончательно ушёл в себя. Чем больше он думал о таинственном доме в чаще старого леса, тем ярче разгоралось счастье в его глазах. Если бы он только мог, то без сомнений переживал этот день снова и снова. Каждое слово и неловкое молчание. Мягкая дорога и музыка убаюкивали. Опьянённый приключением и обретённой надеждой, мальчик незаметно погружался в глубокий, переполненный призраками сон. Ему снился старый лес, по которому бродили хищные лисы и огромные пауки, но все они испуганно уступали дорогу идущему по усеянной листьями дороге величайшему спиритисту.

***

Наутро мир наполнился звуками пробудившегося города. За окнами проносились машины, визжа шинами о пересохший асфальт. Гудки, сигналы, радио за стеной – всё намеревалось прорваться сквозь одеяло и свести заспанного Мэтиса с ума.

Некогда бодрый и переполненный восторгом мальчик проснулся разбитым и опустошённым. Ему казалось, что всё пережитое – сон, который растаял с утренней зарёй, и никакой он не медиум, а просто мальчишка с чересчур богатым возражением, усиленным черепно-мозговой травмой.

Комната наливалась красным – эффект взошедшего солнца и запахнутых штор. Болезненный и тошнотворный багрянец. Мэтису казалось, что он заточён в большом воздушном шаре красного цвета, где немыслимо душно и нечем дышать. Если уж он болен, решил мальчишка, то будет болеть основательно.

Утро напоминало день. Солнце вознеслось высоко и больше не светило в комнату красным прожектором. Побитый падениями телефон периодически жужжал где-то под боком. Подростку не было дела до текущего времени, мобильного устройства и всех уловок случая, стремившегося выманить больного из кровати.

Различаемые мысли обращались словами, слова вскрикивали истошными воплями и исчезали в тишине. Мир то терял, то снова приобретал размытые очертания. Дрёма высасывала силы и желания, приковывала к жёсткой, смятой подушке. Будильник звонил уже шестой раз, и Мэтис снова отложил подъём на пять минуточек. Сон мальчишки оказался сильнее назойливой техники. Однако в неравный бой вмешалась третья сила, решившая исход:

– Да выруби ты уже свою тарахтелку! – рявкнул басом дядя.

Мальчишка болезненно поморщился, проваливаясь в кокон одеяла. Вне тёплых объятий постели подстерегал колючий утренний мир, вступить в который не возникало желания. Гудящее устройство Мэтис всё-таки выключил, чтобы не привлекать к себе излишнее внимание старших, и залёг в бессовестную спячку.

Всю ночь сквозь сон его одолевали сомнения и тревоги, отлитые к утру в груз, что так и тянул склониться на подушку. Ещё чуть-чуть подумать, сцепить мысли и чувства. Подобный путь порождал новые суждения, подкреплённые утренними грёзами. Разорванные эпизоды сна сошлись неровными краями и снова оплели сознание.