Единственное что он сделал с дня рождения Тины, когда это странное, эфемерное убеждение заползло в его усталое сознание – усилил контроль над аврором Голдштейн. Канг, пожимая плечами, подробно отчитывался обо всех телодвижениях напарницы и слегка удивлённо молчал, когда все их с Тиной дела, в которых Грейвз углядел хоть что-то отдалённо похожее на опасность в лице сподвижников Грин-де-Вальда, перешли к другим аврорам.
Тина была не столь покорна, как напарник, и не стала молчать, когда плоды их с Оуэном бессонных часов наблюдений, размышлений и рискованных операций без всяких объяснений ушли к Флеминг и Фишеру. Стараясь сохранять уважительный тон, она возражала, но Грейвз игнорировал её слова с каменным выражением лица.
Приказы начальства не подлежат обсуждению. Тине пришлось смириться.
Но шли дни, а небо не торопилось падать на их головы. Стрелки на циферблате в главном лобби давно и уверенно держались на зелёных отметках. И постепенно, сам не замечая этого, Грейвз расслабился. Возможно, он просто старел и становился параноиком. Грин-де-Вальд покинул их страну, а вместе с ним ушли проблемы, с которыми Грейвз не мог справиться. А уж к гоблинам и Вторым Салемцам он знал подход.
Осень опустилась на Нью-Йорк в одну ночь, оседая на тротуары жухлыми бурыми листьями, а на шляпы и плечи прохожих сырой моросью со свинцово-серых туч. Настроение работников Конгресса становилось меланхолично-созерцательным. Всё чаще, приходя на работу с утра, Грейвз улавливал едва ощутимые нотки бодрящего зелья, исходящие от случайных коллег, которые здоровались с ним. И терпкие, неистребимые запахи свежезаваренного кофе, без которого некоторые авроры ползали по общему залу, как сонные веретенницы.
Настроение самого Грейвза наоборот, с каждым новым днём, прожитым без громких убийств, становилось всё лучше. Осень навевала не тоскливую печаль по уходящему лету, а прохладную свежесть спокойствия жизни, в которой наконец почти не было упоминаний о Грин-де-Вальде и плене, в котором Грейвз пробыл Морриган знает сколько времени. Всё почти стало таким же, как годы назад, когда память не подводила аврора.
Не сказать, что он совсем забросил поиски Рыжей ведьмы и неусыпное наблюдение за своими работниками в ожидании момента, когда предатель выдаст себя, вовсе нет. Но ни ведьма, на агент Грин-де-Вальда не давали о себе ни малейшего знака.
И казалось, жизнь постепенно наладилась. Казалось, ей наконец-то наскучило испытывать на прочность стальные нервы аврора Персиваля Грейвза и он мог полной грудью вдохнуть запах сырой земли и ароматы впадающих в спячку каштанов и кустов акации в Центральном парке. Но разумеется, всего лишь казалось.
Жизнь очень любила развлекаться, глядя как Грейвз старается выбираться из очередного капкана её дьявольских силков. Неприятности иногда никак не дают знать о себе заранее. Просто иногда, когда всё хорошо, случается что-то очень плохое. Внезапно, без предупреждений.
Тем утром он стоял у распахнутого настежь окна, наслаждаясь бодрящей свежестью ветра и горечью свежесваренного кофе на кончике языка. Кофеин тёк по венам маслянистой нефтью, пробуждая и настраивая на продуктивный рабочий день. Грейвз пребывал в самом благодушном состоянии духа, когда услышал этот звук, звонкой дробью перебивший сонную тишину коридора Аврората.
Стук женских каблуков.
Отчего этот звук показался ему странным – сперва Грейвз и сам не мог понять. В МАКУСА работало множество женщин и они достаточно часто наведывались в Аврорат. Но долю секунды спустя осознал – звук был неровным. Неуверенным, спотыкающимся. Ни одна женщина в Конгрессе, на его памяти, не обладала такой походкой. Все они порхали, словно феи, легко, непринуждённо. Эта же походка была мучительно-торопливой.
Ещё секунда – и он всё же вспомнил, что пару раз слышал эти шаги. И к моменту, когда шаги стихли у дверей его кабинета, аврор уже достоверно знал, кого принесло ему утро.
Стук в дверь был под стать перестуку каблуков – быстрый и виноватый.
- Войдите, - добродушно усмехнулся себе под нос Грейвз, переводя взгляд на вошедшего аворора. – Доброе утро, Тина.
- Извините за опоздание, сэр. Сложилась… нестандартная ситуация.
Голос Тины был полон стыда, такого же насыщенно-концентрированного, как и румянец, заливший её щёки, уши, шею и нескромно выглядывающее из-за расстёгнутых пуговиц платья декольте. Она старательно отводила взгляд от мужчины, внимательно и бесцельно изучая записи на обложке картонных папок, стиснутых в её руках.
- Вижу, - ещё шире усмехнулся Грейвз, ловя себя на том, что разглядывал девушку с излишним удовольствием.