А этим утром Империус внезапно ослабил свои путы над разумом Грейвза. Первым делом он аппарировал к дому и отдал первую попавшуюся одежду – рубашку, которую стянул с себя – мистеру Шепарду и проследил, чтобы тот ушел прочь с территории фамильного особняка. Как только домовик оказался в безопасности, Грейвз собирался аппарировать к Вулворт-билдинг, но не успел.
За ним пришли.
Последнее, что он отчаянно старался запомнить, когда сильные зелья и заклятья один за одним вытягивали из его памяти всё плохое и хорошее, что случилось с ним за последние годы, была Тина – её робкая, едва заметная, а иногда открытая и заразительная улыбка, очаровательно рдеющие от смущения щёки и скулы, тёплые нежные пальцы и мягкие, ароматные волосы. И долгие, сладкие поцелуи.
Эти воспоминания покинули его последними.
========== 31. Окками ==========
Hurts, “Stay”
25 ноября, 1927 г.
В промежутках между воспоминаниями Грейвз приходил в сознание на пару секунд, чтобы затем снова погрузиться в мутную трясину видений, полную до тошноты реалистичных образов. Реальность смешивалась с прорвавшими стены магических блоков событиями прошлого и понять где что не представлялось возможным. Взволнованно-бледные лица Тины и Скамандера перетекали в худенькое, с заострившимися скулами лицо девочки Джинджер. Чёткие, напряжённые приказы колдомедиков становились вкрадчивым, до дрожи в натянутых нервах отвратительным голосом Грин-де-Вальда.
Сплошные краски, запахи, звуки – ни момента благословенной, спокойной темноты. Мозг старался усвоить всё то, что спрятали от него последователи тёмного волшебника, и эта задачка была не из простых. И тем не менее, в конце концов тишина всё же накрыла его с головой, мягко и уютно подтыкая вокруг плотное пуховое одеяло безмолвия.
Продлилось это недолго.
Хотелось пить – во рту было настолько сухо, что распухший шершавый язык прошёлся по воспалённому нёбу наждаком. Приглушенные голоса неторопливых разговоров доносились будто издалека. Веки отяжелели и отказывались раскрываться с первого раза. Тело от многодневного вынужденного лежачего состояния будто превратилось в желе – пошевелить даже рукой пока представлялось невероятным подвигом.
Стоило проморгаться и первым, на что упал мутный, не до конца сфокусированный взгляд, был стоящий на прикроватной тумбе коричневый бумажный пакет c отпечатанной на ней чётким типографским шрифтом эмблемой «Булочная Ковальски». Пакет был под завязку заполнен чем-то, пахнущим ароматной сдобой, на что желудок незамедлительно жалобно заурчал, выдавая зверский голод.
Вторым, что дошло до сознания Грейвза, была тяжесть на правой руке, успевшей онеметь до мерзких мурашек. Поднять голову оказалось титаническим трудом и аврор разглядел в неровном свете уличного фонаря, пробивающемся сквозь неплотно задёрнутые шторы, разметавшиеся по кипельно-белым покрывалам чёрные пряди мягких волос и бледное, под стать больничному белью, лицо Тины Голдштейн, досматривающей, судя по всему, десятый сон.
Он не смог бы разбудить её даже если бы сильно хотел – такие малые действия отняли все силы, заставив Грейвза откинуться на подушки и забыться беспокойными снами, которые были полны боли Круциатусов и бессильной злобы на силу Империо, попытки сопротивляться которому лишь истощали волшебника.
Следующее пробуждение прошло легче. Свежий, почти зимний воздух наполнил благодарно расправившиеся лёгкие, выдёргивая сознание из цепких лапок сна играючи, в одно мгновение. Давешний пакет со сдобой снова бросился в едва открывшиеся глаза. Он изрядно опустел, эмблема смялась, стыдливо скрывая единственную оставшуюся целой плюшку.
Грейвз приподнялся в полусидячее положение. Простые доселе действия заставили плясать перед глазами чёрные звёздочки и вызвали шум в ушах. Ощущение отвратительной слабости растеклось по всему телу, покрывая лоб мелкими бисеринками липкой испарины. Такое количество телодвижений до этого лежавшего неподвижно пациента взволновало все сигнальные чары, навешанные над ним колдомедиками, но глубокая ночь и крепкий сон притомившейся за день медсестры давали Грейвзу время для того, чтобы осмотреться.
Тины рядом не было.
Зато плюшка оказалась очень занятной – свёрнутое в кольца змеиное тело с птичьей головой и крыльями. И очень вкусной. Грейвз задумчиво дожёвывал венчающий голову хохолок, когда к его кровати подбежали взъерошенная медсестра и колдомедик. Он заснул под разноцветные вспышки диагностических чар, взрывающихся фейерверками под тяжело закрывшимися веками.
А следующий переход от забытья к реальности ознаменовался нестерпимо ярким оранжево-красным светом под теми же веками, говоривший о том, что день был в разгаре. Лёгкий шорох у кровати подсказал, что на этот раз его пробуждения кто-то ждёт.
Рядом, элегантно восседая в трансфигурированном кресле и аккуратно, стараясь не смазать помаду, подъедая хвост очередной змеистой плюшки, расположилась мадам Президент.
- О! – воскликнула она с видом, говорившим о том, что Грейвз непозволительно долго заставлял её ждать. – С возвращением в мир живых!