Бестиарий Грейвза (СИ)

Он погорюет только сегодня и возьмёт себя в руки. Завтра, с утра. А сегодня он пьёт.

Сколько он сидел так? Десять минут? Пару часов? Точно сказать было невозможно. Из отвратительно-мутного марева отчаяния и самобичевания его вырвал томный женский голос. В нём ощущалась лёгкая ленца уверенной в себе женщины. Беззаботной, живущей одним днём.

- Вы не похожи на человека, который празднует. Скорее на человека, который горюет.

Слева от него, оперевшись тонким бледным локотком на барную стойку, сидела ослепительно красивая женщина.** Слишком правильные черты лица, белокурые волосы, уложенные в замысловатую причёску, тонкая шея. Всё в ней казалось чересчур идеальным. Может даже ненастоящим. Приятная, располагающая к диалогу улыбка заставляла улыбнуться в ответ.

- Так какое горе омрачило вам этот замечательный день?

Молчание было бы грубостью. Грубым по отношению к дамам Грейвз никогда не был.

- Не хочу говорить о грустном с малознакомой леди, - нейтрально ответил он, растягивая губы в вынужденной улыбке.

- Так что мешает нам познакомиться ближе? – Томный голос обволакивал его сознание, медленно вытесняя из него горечь и ощущение потери.

И это было то, в чём он сейчас нуждался больше всего.

***

17 июня, 1946 г.

Утром Грейвз проснулся от странного звука. Голова гудела, во рту будто кошки справили нужду. Тошнило. Не стоило вчера так много пить.

Звук не прекращался. Он был на редкость назойлив. Проклятые соседи.

С трудом встав с постели, детектив шатаясь добрёл до ванной. Из давно не мытого, забрызганного мылом и пеной от зубного порошка зеркала на него смотрело лицо. Очевидно, это было его лицо, но Грейвз его не узнавал. Мятое, опухшее, с красными глазами и кривовато сросшейся переносицей – результатом пьяной драки в баре полугодовой давности.

Сдержать данное себе слово прекратить заниматься самобичеванием и начать уже жить после свадьбы Тины сдержать не удалось. Он пытался, правда. Но продержаться дольше трёх-четырёх дней не получалось.

Звук не стихал.

Тяжело вздохнув, Грейвз повернул оглушительно скрипнувшую ручку крана и плеснул на лицо горсть ледяной воды. Стало чуть легче.

Тошнота не уменьшалась, но было необходимо что-то съесть.

Стены ходили ходуном, не желая облегчить ему задачу добраться до холодильника. Из холодного питья было лишь немного молока, которое детектив жадно поглотил, неряшливо роняя драгоценные капли на мятую рубашку, которую вчера не удосужился снять, прежде чем рухнуть на неразобранную постель.

Та женщина, с которой он больше года назад пытался забыть о миссис Скамандер-бывшей-Голдштейн, наутро исчезла. Он так и не узнал ни её имени, ни где она живёт. Ту ночь, которую они провели в его постели, он даже вспомнить не мог. Возможно, оно и к лучшему.

Потом были ещё девушки. Две или три. Одна даже искренне пыталась развить из мимолётной ночи какие-то отношения, но он сразу пресёк эти намёки в зародыше. Да, он был отвратителен.

Даже самому себе.

Звук стал громче.

Он был похож на мяуканье напуганного котёнка. Грейвз бросил беглый взгляд на своё старое кресло. Нет, старина Боксёр спал сном праведника, даже ухом не вёл. Значит, источником шума был не он.

- Эй, низзл ты бессовестный, - хрипло окликнул животное мужчина, потрепав седеющую шёрстку на его загривке. – Может это соседская кошка притащила под дверь твоего отпрыска?

Боксёр глянул на него с немым укором, недовольный тем, что его полуденный сон был потревожен. Грейвз невольно рассмеялся.

Всё же стоило выяснить, откуда шёл шум, чтобы прекратить его. Детектив решительно распахнул дверь, чувствуя досаду и лёгкую злость на источник непрекращающихся звуков.

И замер.

Под дверью стояла плетёная люлька, ходящая ходуном оттого, что кто-то внутри неё… шевелился. Слабая надежда, что это и впрямь был выводок Боксёрских полуниззлят, которую выставили хозяева соседской кошки, быстро истаяла.

В люльке лежал красный, орущий, дёргающий всеми конечностями, обёрнутый в кружева, белокурый младенец.

- Пушишку мне в глотку, - только и смог выдохнуть растерянный мужчина.

***

Пришлось в экстренном порядке вызывать миссис Ковальски. Благо Косой переулок был почти по соседству. Тем не менее, те десять минут, что она до него добиралась, показались Грейвзу вечностью.

Младенец орал. Был мокрый и неприятно пах. Держать его на руках было страшно – совсем крошечный, он отчаянно извивался, стараясь выскользнуть из незнакомых объятий. Уговаривать его успокоиться было бесполезно – от звука голоса (или запаха?) волшебника младенец плакал ещё горше.

Когда дверь агентства распахнулась, впуская внутрь сияющую Куинни, Грейвз был готов и сам расплакаться от облегчения и благодарности, что орущий, вонючий и вертлявый свёрток почти мгновенно аккуратно забрали из его рук.