Нехорошие легенды ходили про эту свалку. Одна страшнее другой. Больше всего запомнилась история про огромного древнего монстра, Дитя Звёзд с тысячей лап, питающегося только золотом, способного одним ударом раскалывать горы. Давным-давно боги заточили его внутри планеты. Там, где спустя многие годы зародилась жизнь. Глубоко под землёй покоилось огромное туловище, а на поверхности была видна лишь каменная глотка.
Глотка, перед которой стояли Витька и Генка. Внизу виднелись сумки с золотом, брошенные другими смельчаками.
— Кто полезет?
— «Камень-ножницы-бумага»?
В первый раз оба выбросили ножницы. Во второй раз Генка бумагу. Витька камень.
— Я тебя обвяжу, — Генка достал верёвку, осмотрелся. Рядом с Каменной Глоткой лежала старая кабина.
Витька протёр глаза. Нет же, булыжники явно стали ближе.
— Витёк, не спи. Скорее спустишься, скорее выберешься.
— А если не выберусь? Ты ведь слышал? Кто туда спускался, назад не смог вернуться!
— И ты веришь? Что случится? Глотка захлопнется? Не смеши!
Генка привязал один конец верёвки к кабине. Другим обвязал Витьку.
— Видишь, вон там, ближе к центру? Сумка. С золотом. Быстро хватай. И обратно!
Витька кивнул, сжал зубы. И рванул вниз. Ловко огибая каменные зубы, скатился к кожаной сумке. Почудилось, что рукава пустой одежды попытались ухватить его…
Не думать об этом! Он схватил сумку. Развернулся.
— Генка, вытягивай!
У обрыва никого не было.
— Генка! Ты где?
Тишина.
Витька сделал шаг вперёд. Нога моментально увязла, словно в трясине. Он рванул обратно. Бесполезно.
— Генка!
Стоило сделать ещё попытку, вторая нога тоже увязла. Ловушка. Для дураков. Чёрт, если бы не играл с Валдисом, не попал бы сюда.
Куда делся Генка? Убежал? Нет же, вон, одежда его рядом с кабиной. А сам он где?
Стоило моргнуть, как булыжники приблизились.
Витька вдруг вспомнил, как в детстве читал книжку. Про то, что маленькие паразиты селятся на теле огромного зверя, чтобы питаться благодаря ему.
И тут Витька понял. Не Каменная Глотка поедает людей. Они. Проклятые паразиты, булыжники. Здесь только ловушка, а страшные голодные твари там, подбираются незаметно, пока не смотришь…
Не моргать. Смотреть. Не…
Чёрт! В глаз попала мошка, и Витька невольно зажмурился.
Булыжники подобрались к самому краю Каменной Глотки.
Дэв (очевидец Александр Бачило)
— Анкета заполняется в двух экземплярах, от руки, синими чернилами…
Имомали не слушал, что говорит ему Надежда Сергеевна, да если бы и прислушался, все равно бы не понял. Он хотел есть. Два дня в очереди не ел. А до этого три дня в поезде ехал.
В поезде Аликпер еды не давал, только за деньги. А какие у Имомали деньги, когда он за деньгами и едет? Хорошо еще, что взяли его, хромого, в Москву на работу. Но хромому тоже есть надо.
Имомали просил Аликпера:
— Дай хлеба. Есть хочу.
Аликпер смеялся.
— А мяса не дать?
Ему легко было смеяться. Он ехал в купе с проводником и варил для него мясо на плитке. И для себя, конечно. Аликпер любил жирное мясо. Остальные двести человек в вагоне только втягивали носами запах и вздыхали:
— Москвой пахнет. Там, говорят, мясо прямо на улицах варят, жарят, режут и в лаваш заворачивают. Очереди, наверное, большие… Ничего, дождемся.
Только Имомали не хотел ждать.
— Дай хлеба, собака, — добром говорил он Аликперу.
Аликпер много кушал, ноги толстые, шея толстая, руки крепкие. Сильно Имомали бил. Иначе нельзя. Если ишака не бить, как он узнает, кто его хозяин?
Имомали перестал на голод жаловаться. Да уже и некому было. Аликпер куда-то пропал. Говорили, от поезда отстал. Может, так было, а может, нет. В вагоне много спорили. Только Имомали не спорил. И на голод больше не жаловался. Поезд дальше и без Аликпера пошел, не такой уж большой бай наш Аликпер. Так Имомали подумал. И ошибся.
До Москвы доехали — никто не встретил. Проводник сказал из вагона уходить, менты с вокзала прогнали. Лето стоит такое, как в Фергане зима. Куда идти, где спать, кто деньги даст — один Аликпер знал, а теперь никто не знает. И кушать опять хочется.
Пошли на базар, земляков искать. Очень удивились. Базарный день, а базара нет. Ворота закрыты, никто урюк не разгружает, хурму не предлагает, рахат-лукум не носит. Мясо не жарит!
Мимо добрый человек шел, только падал часто.
— Уходите, — сказал, — здесь чурок ловят, в тюрьму забирают. Базар давно закрыли, товар менты поделили на ответственное хранение.
Еще что-то говорил, но даже Музаффар понять его не мог, хотя в школе учился. Долго слушал, потом сказал:
— Песню поёт.
Заплакали люди: чем прогневили мы Всевышнего? Как допустил он в неизъяснимой мудрости своей такую несправедливость? Сытый бадбуй в теплой фуфайке песню поет, а правоверные от голода плачут, от холода дрожат, на всех одна теплая фуфайка! Совсем без Аликпера пропадем!