Переходя от шкафа к шкафу, Лерка открывала дверцы, вываливала без разбора на пол содержимое. А за ней шел кто-то невидимый и с упрямой методичностью возвращал все на место.
— Меня нельзя упорядочить, тварь ты этакая! Люсёна, объясни ему, что ни хрена не выйдет! Есть то, что нельзя убрать! Так невозможно жить.
Я трясущимися руками набрала с ее телефона номер такси и назвала адрес. Я боялась даже пошевелиться. Сообщение о том, что машина подъехала, пришло через пятнадцать минут. Лерка, обессиленная и измотанная истерикой, сидела на полу посреди идеально чистой комнаты, и кто-то невидимый прядь за прядью расчесывал и укладывал ей волосы.
— Лера, — я боялась подойти. — Идем.
Она кивнула, попробовала встать, но без сил снова опустилась на пол. Мне казалось, он схватит меня. Я готова была закричать от любого прикосновения, но нужно было что-то делать. Я подошла и потянула Лерку за руку, попробовала взвалить на себя, но из нее словно все кости вынули.
Я все тянула и тянула, не осознавая, что не смогу не то что дотащить ее до машины, даже подвести к двери. Крикнув что-то бессмысленно ободряющее, я рванула вниз и как-то умудрилась уговорить таксиста подняться со мной и помочь забрать «больную подругу».
Дверь была закрыта, но не заперта. В холодильнике что-то шуршало. Лерка лежала на кровати. Неподвижная, идеально причесанная и одетая, с фарфорово-бледным лицом — она походила на большую куклу, на синеющих губах которой ветер оставил маленькое перышко от лежащей рядом аккуратно взбитой подушки.
Театр (наблюдатель Сергей Пономарев)
Мы подходили к театру со стороны улицы Космонавтов. Лёня шёл, пригнувшись, как партизан в окопе. Я топал следом.
— Не стоит такой риск десяти тысяч, — процедил Лёня и сплюнул на асфальт.
Я кивнул. Не стоит.
Мы подобрались к бывшему зданию почты. Лёня выхватил из-за спины ружьё и заглянул за угол.
— Вроде тихо, — прошептал он.
Я подошёл к Лёне, жестом показал отодвинуться, присел рядом и посмотрел на театр.
Разрушенные колонны напоминали выбитые зубы. Пустые окна гипнотизировали чёрными провалами многоглазого чудовища. Только прекрасно сохранившаяся дубовая дверь напоминала о былом величии театра, куда стекался весь город в поисках зрелищ, новых знакомств и незабываемых эмоций.
— Скоро ночь, — буркнул Лёня. — Надо идти, иначе и нас сожрёт, — он кивнул на театр.
— Сожрёт, — повторил я.
— Знаешь, почему в трёх кварталах отсюда не осталось даже плешивого бомжа?
Я кивнул. Знаю.
— Потому что эта дрянь сжирает даже собак.
Спасибо.
— Ладно, чё встали-то, Сань, — он махнул рукой. — Если начнёт темнеть — я туда и за тридцатку не сунусь.
Перебежали дорогу.
Попытались открыть дверь. Били минуты две. В ответ слышали только уханье. Из-под двери поднималась пыль.
Пошли через окно. Я подсадил Лёню, потом он подал мне крепкую руку.
Шли по пустым коридорам и слушали тишину.
Вышли в зал.
— И что ты ожидал здесь увидеть? — спросил Лёня, доставая сигарету.
Да. И впрямь, что ожидал? Что Марина тут живая стоит и ждёт меня?
Покосившиеся стулья, сцена с чёрными провалами, повисшие с балкона остатки люстры, хрусталики под ногами — всё, чем встретил нас великий театр.
— Твою жену не вернуть. Мне жаль, — Лёня сказал то, что должен был.
Я кивнул.
— Зачем ты меня-то брал? — спросил он, разрезая спёртый пыльный воздух кольцами дыма. — Ещё и чирик дал? Может, верну половину, а?
Вот это он говорил искренне.
— Боялся я один, — пробормотал я и уселся на крайнее кресло.
— Пора идти, — Лёня пошёл к выходу.
— Иди.
— Ты остаёшься? — спросил он без удивления. Проницательный оказался малый.
Я не ответил.
Шаги удалялись. Оставался запах табака.
Лучи солнца перестали попадать в окна театра через час. Я сидел неподвижно.
Вдруг услышал, как скрипят двери.
Увидел абсолютно ровную сцену; люстру, которая висела там, где надо, и освещала зал; осанистые крепкие стулья с гладкой зелёной обивкой.
На сцену высыпали актёры.
Заиграла музыка.
На сцене я увидел Лёню. Он пожал плечами, обводя глазами зал:
— Не отпустил, — потом указал на стул рядом со мной. — Одевайся. И иди к нам.
Я увидел на соседнем месте воинские доспехи. Их украшал герб из красной розы и огромного медведя, вытянувшего лапы к цветку.
А потом на сцену вышла Марина:
— Привет, дорогой, — на пальце блеснуло обручальное кольцо. — Я ждала.
Я посмотрел сначала на пистолет. Задумался, как можно прекратить галлюцинацию.
Потом глянул на доспехи.
Потом на Марину.
И сделал единственно верный выбор.
Стены задрожали. Из подвалов поднимался звук, напоминающий приглушённый смех. Театр радовался, что нашёл-таки идеального актёра на роль воина.
ГУП Мосгортранс (наблюдатель Татьяна Вуйковская)
— Не смотри туда, они не любят взглядов.
Даша вздрогнула, но не обернулась. Она знала, что увидит офисную крысу, влюбленных, школьника — обычных пассажиров метро по утрам. Больше ничего.
Она опустила глаза, когда поезд метро пролетел мимо. В прошлый раз слишком хорошо было видно, что в кабине не машинист.