Бестиарий

Пройдя стойла, Мохаммед перешел через ручей по деревянному мостику. За ним находились просторная площадка для выездки лошадей и закрытое помещение для наездников — единственное усовершенствование, которое привнес в свое американское имение аль-Калли. На строительство этого сооружения понадобилось получить не меньше дюжины разрешительных документов от местных властей. Издали оно напоминало самолетный ангар: стены из белых досок и большая наклонная крыша, но при ближайшем рассмотрении производило совсем другое впечатление. Тройные окна с тщательно заделанными швами, двери не деревянные, а из гальванизированной стали, да и замков в них было больше, чем у банковского сейфа. Мало того, над дверьми и по периметру были установлены камеры видеонаблюдения, позволяющие заметить каждого, кто посмеет подойти к зданию с любой стороны.

При приближении аль-Калли двери волшебным образом отворились, он услышал щелканье замков и шум автоматически включившихся вентиляторов, полы черного смокинга раздулись от ветра. Двери за ним затворились, ветер стих, и Мохаммед оказался в самом центре своего царства.

Или того, что он сотворил из этого ангара.

В этот час здесь стояла тишина, лишь изредка шуршала птица. Наверху для нее было сооружено гнездо, под которым находилась передвижная круглая площадка с грязным полом. У дальней от входа стены, за белой изгородью высотой по плечо, виднелись толстые металлические прутья. Решетка была высотой футов в пятнадцать, не меньше, и аль-Калли слышал и ощущал запах своих питомцев. Пока он шел вдоль нее, из клеток изредка доносился крик или вой — твари учуяли его присутствие, но сейчас у хозяина не было желания останавливаться и разглядывать их. Сегодня у него было более важное дело с Рашидом, мужчиной в грязном лабораторном халате, который, нервно переминаясь, поджидал его в самом конце сооружения.

— Ну как, им не лучше? — спросил Мохаммед.

— Нет, сэр, я бы не сказал. — Рашид тяжело сглотнул.

Аль-Калли подошел к дальней клетке площадью не менее тысячи квадратных футов. На грязном полу были видны странные борозды, будто следы от огромных когтей. Внутри, вокруг небольшого бассейна, росли два небольших деревца и кусты. Тут же валялись выбеленные кости, сломанные пополам, как сухие ветки. Хотя вентиляция работала исправно, в воздухе чувствовался запах какого-то крупного животного. Слона или бизона.

Аль-Калли присмотрелся сквозь прутья. Сразу различить животное не удалось. В дальней части клетки было выстроено нечто вроде пещеры из серого известняка, такие же плиты использовались для строительства основного дома. В глубине этой пещеры затаилось самое ценное сокровище рода аль-Калли, куда более ценное, чем книга, которую он собирался доверить молодой женщине из Музея Гетти.

— Лекарства принимает?

— Нет. Сами видите, сэр. — И Рашид указал на огромный кусок кроваво-красного мяса, лежащего у входа в пещеру. — Лекарство внутри.

Впрочем, аль-Калли не слишком доверял всем этим современным снадобьям, как, впрочем, теперь и самому Рашиду. Все его предки с незапамятных времен ухаживали за обитателями бестиария, эта работа передавалась из поколения в поколение все то время, что существовала династия аль-Калли, а сколько веков она насчитывала, никто точно не знал. Аль-Калли сражались с крестоносцами, пировали в садах Вавилона, вместе с другими воинами устраивали набеги на плодородные долины между Тигром и Евфратом. Все из рода аль-Калли знали: их праотцы срывали плоды с деревьев в саду Эдема.

Предки Рашида всегда были самыми преданными и верными их слугами, только им доверяли тайну бестиариев, их попечению передавались содержащиеся там создания. Отец Рашида делился с сыном накопленными веками опытом и знаниями, как некогда делился с ним его отец. Мохаммед аль-Калли даже посылал Рашида учиться в ветеринарный колледж в Каире, чтобы тот ознакомился с самыми современными методами по уходу за животными и их разведению.

Но пользы от этого, как теперь стало ясно, не было. Зверь, последний из этого вида, болел. Мохаммед, к которому забота о бестиарии перешла по наследству, чувствовал, что не справился, подвел тысячи предшествующих поколений. Ощущение было такое, словно факел, горевший прежде так ярко, должен был теперь погаснуть из-за него, а вместе с ним — вся власть и богатство рода аль-Калли. Легенда гласила, что могущество семьи неразрывно связано с этим странным наследством. Хотя сам Мохаммед получил вполне светское образование, учился в Англии в Харроу и в Сандхерсте,[10] сейчас ему никак не удавалось избавиться от чувства суеверного страха.

Словно католик, совершивший прегрешение, он боялся, что на смертном одре ему будет отказано в отпущении грехов.

Это так глубоко засело у него в плоти и крови, что уже не избавиться.

— Он что-нибудь ел? — спросил Мохаммед.

— Ничего. Вот уже несколько дней.

— Тащи сюда козленка.