Пора искать место для ночлега. С десятипалой рукой не стоило ждать радушного приюта в людских гостиницах, и Астор направился в анклав тритонов, дальних родственников глубоководных. Больше, чем тварей Древних, в большинстве мест, где бывал музыкант, люди ненавидели Измененных – таких как Астор. Достаточно крохотной «печати», чтобы стать изгоем. Открыто показывать ненависть к Древним или к их слугам было опасно. Зато совершенно безнаказанно можно травить Измененных.
Чем обыватели и пользовались.
Иногда Астору казалось, что человечество сполна заслужило всё то, что с ним произошло.
Нет, это бессмысленные философствования.
Им легко и приятно предаваться на берегах Северна. Но не здесь. В этих краях он должен поучаствовать в одном безумии, а также найти жену и вытащить ее. Как уже помог сыну. Из той спасательной операции Астор вышел с «загадочной бутылкой» и присягой Глааки. Сейчас вряд ли выйдет дешевле.
Древние неохотно отпускали тех, кто попадал к ним. Астору это чем-то напоминало коллекционирование – когда-то в детстве у него был целый альбом марок. Отец работал на почте и приносил конверты, которые так и не нашли адресата, и Астор засиживался допоздна под лампой, длинным тонким пинцетом аккуратно отделяя яркую марку от серой и грубой почтовой бумаги. У него скопилось почти полтысячи картинок из разных стран мира. И он так же, как и Древние, не хотел меняться, не желал дарить или продавать – каждая марка была особой, каждая уникальной.
Утром Астор должен найти неизвестных ему людей – похоже, они относились к тем типам, которых с удовольствием избивает полиция, если поймает. Хотя с большим удовольствием их отдают адептам Древних. Потому что если у будущих партнеров Астора хоть что-то получается, гнев Древних падает на всех вокруг – и виновных, и непричастных. OLA давно уже известна по всему континенту. И если они решили подпортить настроение Апхум-Зхаху, Астор ничего не имел против. Музыкант нужен им, они нужны ему. Всё честно.
Точнее, им нужна только его рука. Десять многосуставчатых длинных пальцев, покрытых влажной, липкой темно-зеленой кожей.
Вербовщик OLA нашел его сам, когда Астор только интересовался, как попасть к Стене Смеха. Есть люди, которые ведут учет всех неприкаянных и озлобленных. Наверное, где-то, в земном филиале ада, есть толстый гроссбух, куда записывают имена. Сотни, тысячи имен. И Астор явно оказался на одной из первых страниц.
Человечек, который вышел на музыканта, выглядел жалко – кривой рот, тщедушное тельце, бегающие, гноящиеся глазки, переломанная жизнь. Но то, что он предложил, музыканта заинтересовало – оно почти что совпадало с тем, чего хотел и сам музыкант.
Иногда звезды сходятся, и некого благодарить, кроме слепого случая.
И теперь Астор не спеша прогуливался по набережной Рио, искоса поглядывая на гору Корковаду, точнее, на яростный столб серого пламени, уходящий в низкое грозовое небо. Святилище Апхум-Зхаха, покровителя и владыки этих мест. Там на горе, за храмом – Стена Смеха. Там же где-то цель его будущих компаньонов из OLA. Там сырой морской ветер уносит в горы смех его жены.
И неважно, что она ушла от него много лет назад, избрав служение Древним. Сын напомнил о долге отцу, встав под удар. И теперь, когда младший член семьи свободен и будет жить дальше настоящей жизнью, главе семейства необходимо помочь Диане исправить ее ошибку. Иначе зачем всё? Единожды создав семью, ты вовеки отвечаешь за всех. Можно спрятаться за цинизмом и прагматизмом. А можно просто быть мужем и отцом, и неважно, сколько лет и километров разделяют.
Ремень бандонеона больно резал плечо – рубаха пропиталась влагой даже под кожаной курткой и натирала кожу. Пять килограммов – это немало, даже если привык к ним за целую жизнь. Но без инструмента Астор себя не представлял.
Издалека порыв ветра принес протяжные звуки tango nuevo. Как весточка из прошлого. Музыка заглянула откуда-то с холмов, где жили люди. Но Астор упрямо уходил в прибрежные переулки анклава слуг Древних, выискивая в сырости и грязи ночлежку тритонов. Не хотелось оставлять смертельный след в местах, где проживают люди. А выродков Древних не жалко.
Низкое каменное здание с вязью нечеловеческого языка на вывеске Астор заметил через десять минут блуждания по разбитым тротуарам. Узкие бойницы окон, неровная кладка стен, грубый деревянный настил крыши – владельцы явно не беспокоились о красоте и эстетике.
Тритон, облокотившийся о стойку администратора, минуты две мрачно разглядывал Астора. И музыкант прекрасно его понимал – странное дело, когда человек собирается провести ночь в заведении другого биологического вида. Странно и подозрительно.
И только когда Астор протянул деньги левой рукой, тритон шумно выдохнул, пробулькал что-то среднее между приветствием и «добро пожаловать», протянул камень-ключ. Такое тритон понять мог – Измененный это почти «свой», его так же ненавидят люди из города, его так же осенила благодать Древнего.