Бестия / Поцелуй дочери канонира

— Конечно. Ему было четыре года, когда мы туда приехали, а эта девушка, эта внучка, тоже была ребенком. Ну подумайте, ведь было бы естественно, чтобы они играли вместе, правда? Энди бы это понравилось, он сам так говорил. «Мама, — говорил он, — почему у меня нет маленькой сестренки?» А я отвечала: «Бог не посылает нам больше деток, мой хороший». Ну и пусть бы играла с ним, верно? Ну что вы, нет, он был недостаточно хорош, не для этой мисс Жемчужины. Там было всего двое детей, и им не разрешали играть вместе.

— А этот называл себя членом парламента от лейбористов, — глухо хохотнул Терри Гриффин. — Неудивительно, что его поперли на последних выборах.

— Значит, Энди никогда не был в доме?

— Я этого не говорила, — неожиданно рассердилась Маргарет Гриффин и надула губы. — Я совсем этого не говорила. Почему вы так сказали? Он приходил иногда со мной, когда я ходила помогать по дому. До того как появились эти Гаррисоны, у них там была одна экономка, жила по соседству, отдельно, но она одна не могла со всем управиться, особенно если принимали гостей. Тогда и Энди приходил со мной, ходил со мной по дому, что бы они там ни говорили. И запомните, он никогда там не бывал потом, когда ему исполнилось лет десять.

Только сейчас она впервые упомянула о Кене и Бренде Гаррисонах, впервые кто-то из супругов назвал по имени людей, с кем они некогда были соседями.

— Миссис Гриффин, — быстро спросил Бэрри, — а если он уезжает, то обычно как долго отсутствует?

— Бывает, что дня два, а бывает, что и неделю.

— Насколько я понимаю, вы не разговаривали с мистером и миссис Гаррисон, когда уезжали…

Но миссис Гриффин не дала Бердену договорить. Вырвавшееся у нее нечленораздельное восклицание было похоже на возглас заядлого спорщика и критикана на каком-нибудь собрании. Или, как потом вспоминал Бэрри, так обычно взвизгивают дети, когда напарник по игре допустил ошибку, останавливая его своим издевательским «ага-а-а, ага-а-а!».

— Я так и знала! Ты же говорил, Терри, помнишь? Ты же говорил, что они докопаются! Ты говорил, что все это выплывет, что бы там ни обещал этот мистер лейборист Копленд! Они ухватятся за что угодно, лишь бы только запачкать бедного Энди, и это после столького-то времени!

Как человек умудренный жизнью, Берден ничем не выдал, что и понятия не имеет, о чем она говорит. Ни один мускул на его лице не дрогнул. С твердым и непроницаемым выражением он выслушал эту историю.

Гэрри Хинд ввел в свой компьютер данные по оценке драгоценностей Дэвины Флори, и Бэрри Вайн обсуждал их с Уэксфордом.

— Думаю, сэр, найдется немало преступников, которые из-за тридцати тысяч фунтов не задумываясь убьют троих.

— Зная, что в лучшем случае получат всего половину там, где их сбывают. Ну что ж, возможно. Другого мотива у нас нет.

— Мотивом может быть месть. Действительная или кажущаяся обида, которую нанесли кому-то Дэвина Флори или Харви Копленд. Мотив есть у Дэйзи Флори. Насколько нам известно, она и никто другой является наследницей. В живых осталась только она. Понимаю, сэр, звучит несколько притянутым за уши, но если говорить о мотивах…

— Она убила свою семью и ранила себя? Или сообщник? Например, ее любовник Энди Гриффин?

— Хорошо. Понятно.

— Не думаю, Бэрри, чтобы она так цеплялась за эту усадьбу. Она пока не осознает, какими деньгами и какой собственностью теперь обладает.

Бэрри оторвал взгляд от экрана компьютера.

— Я разговаривал с Брендой Гаррисон, сэр. Она говорит, что поссорилась с Гриффинами, потому что ей не нравилось, что миссис Гриффин вывешивает в саду по воскресеньям свою стирку.

— И вы этому верите?

— По-моему, это говорит о том, что у Бренды больше воображения, чем я предполагал.

Уэксфорд рассмеялся и тут же посерьезнел.

— Мы можем быть уверены только в одном, Бэрри: преступление совершил кто-то, кто не знал ни усадьбы, ни этих людей, и еще кто-то, кто действительно очень хорошо знал и усадьбу, и людей.

— Один знал все до мелочей, а другой только исполнял?

— Лучше и сформулировать нельзя, — ответил Уэксфорд.

Он был доволен сержантом. Нельзя признаваться, даже самому себе, что если кто-то погиб геройски или просто умер, то замена этого кого-то обернулась положительным явлением, или что втайне ты благодарен, что эта трагедия произошла. Одним словом, «нет худа без добра» здесь не подходило. Но тем не менее чувство это присутствовало, скорее даже очевидное облегчение, что пришедший на место Мартина Вайн подавал такие надежды.